«Не ходите в Новосибирск!»
Отмечали приезд Батырбая ещё три дня. Потом на Урлютюб пригнали медицинский поезд, и гуляк начали приводить в себя.
Хватит уж, наверно? свежевыбритый Набоков зашёл в купе Ложкина. Ох, и здоровы пить казахи! А что это рыбой у тебя пахнет?
Руслан поискал глазами источник запаха, заглянул под диван, на котором сидел всклокоченный президент Евразии. Нашёл. В темноте багажного места лежала громадная, с подсохшей чешуей щука. Из оскаленного рта хищницы торчали мелкие острые зубы. Набоков вытащил рыбину и глянул на друга.
Вот ты где! Ложкин погладил щуку и засмеялся. Это мы вчера с Батырбаем на рыбалку ездили на Иртыш. Там ещё кто-то утонул вроде, а мы его спасли, да?
Не кто-то утонул, а ты свою куртку утопил, комендант конвоя вынес рыбину в коридор и всучил её дневальному с наказом отдать на кухню. Вернулся и продолжил: Орал там, что ты топишь Гражданина Всех Истин Парижа Стамбула.
Да ты что? Ложкин попытался встать, но его кинуло назад, на мягкую спинку дивана. Мы едем, что ли? Качает что-то меня.
Сначала ты куртку снял, посмотрел на неё, начал пинать, завопил, что за Волгой для вас земли нет, перечислял Набоков, усмехаясь. Батырбай тебя отодвинул, принялся камчой куртку стегать. Потом ты её в полынье утопил. А хан говорит, надо наверняка его прикончить, и приказал в майну гранату бросить.
Да, хватит уже гулять, Ложкин поморщился. Тяжело быть дипломатом в степях Казахстана.
Набоков вышел и вскоре вернулся, принеся лекарство.
Набоков вышел и вскоре вернулся, принеся лекарство.
Татаринов тебе прописал, комендант начал выставлять на столик судок с горячей ухой, стопку, неполную бутылку водки, и банку огуречного рассола. Лечись, потом в баню сходите. Батырбай тебя спрашивал. Ты хоть помнишь, что Гилёв Хмарина из Омска вынес? Вчера сообщение от него принесли.
Литровую баночку рассола Ложкин выпил не отрываясь. Посидел, выдохнул, пробормотал: «Прелестные вещи есть на свете, и чаще всего они на банкете». Набоков плеснул ему в стопку водочки, тот снова выдохнул, открыл судок с ухой, глянул. Среди янтарных кружочков рыбьего навара плавали мелко изрубленные укроп и зелёный лук. Две горошины перца прибились на краю, вскарабкавшись на листок лаврушки цвета хаки. Ложкин взял кусок хлеба, обмакнул его в уху, быстро выпил водки и тут же закусил мякишем, пропитанном ароматной горячей жидкостью. Прислушался к ощущениям, глядя на Руслана серьёзными глазами. Глубоко вздохнул, придержал дыхание, выдохнул, взял судок обеими руками и начал пить уху через край.
Может, в этом и есть смысл пьянства? спросил Ложкин у коменданта конвоя, вытирая пот с лица. Когда тебе плохо-плохо, а ты поправил здоровье, и хорошо! А? Как считаешь, Руслан? Кайф не в употреблении и веселье, а в избавлении от недомогания?
Иди в баню, Серёжа, Набоков собрал посуду. Погрейся, попарься чуток, кваску похлебайте и пора уже и о делах поговорить. Скоро апрель, а мы ещё только Омск прошли. Давай уже, двигай.
Вечером, освежившиеся, пришедшие в норму, высокие договаривающиеся стороны решили, что Казахское Ханство и Евразия будут дружить. С уральских заводов приедут инженеры для наладки промышленной добычи угля и пуска ТЭЦ Экибастуза. Степняки брали на себя охрану границ и торговых поездов, которые Ложкин в ближайшее время собирался запустить на юг.
Не знаю, что получится, закачал головой Батырбай. Мы-то далеко туда не ходили, что делается, толком не знаем. Но поможем.
Также, по просьбе хана, ежегодно двести жигитов должны были нести службу на западных границах Евразии. («Стажировка с практическим уклоном», сказал Батырбай). Ещё степняки собрались поставлять мясо, шкуры, уголь в обмен на технику, транспорт, оружие и боеприпасы.
Может, с нами, на восток? Ложкин отхлебнул чаю. Пройдём до океана. Оттуда кто-то сигналы шлёт. Ты как, Батырбай?
Хан хмыкнул и оскалился.
Не надо ходить в сторону Новосибирска, произнёс он медленно. Там непонятные вещи происходят.
Какие вещи? насторожился Набоков.
Все молчали, соратники Батырбая сидели с каменными лицами, походники, прищурясь, смотрели на них. Хан почесал затылок.
Очень плохо там, он простучал пальцами по столу. В общем, никто оттуда не возвращается.
Первый раз на восток отправились лет десять назад. Около двадцати всадников. Никто не вернулся.
Мы тогда осваивались, кто, где, что делает, пояснил хан. На севере Омск с Хмариным, вроде так сяк. На запад страшно было соваться, как только увидели железную дорогу развороченную. Дошли мои разъезды до Тобола, в городах пусто там. Кокчетав, Атбасар, Астана. Есть люди. Даже много. Не все согласились подчиняться, но договорились не воевать. А дальше, за Тоболом, как отрезало. На железной дороге рельсов нет, шпал нет. Точнее, они есть, но разбросаны. И видно, что их не разбирали, а вырывали из земли. Доехали мои жигиты до Троицка, до станции Золотая Сопка, а там. Ержан, расскажи, что видел.
Родственник хана откашлялся. Неторопливо, тихим голосом Ержан поведал, как увидели стаи птиц, кружащих над степью. На берегу реки Уй горой были навалены человеческие тела. Головы отрублены и сложены в десятки пирамид. Мост через речку сломан, и с берега на берег натянуты множество тросов и проводов. Как паутина, только железная, очень густая.