В либеральной гносеологии именно человек является носителем основных знаний, от которых зависит процветание или деградация общества. Если в наполеоновское время во главу угла ставились, прежде всего, общегосударственные интересы, идея «величия Франции», а права и свободы отдельного человека задвигались на второй план, то в годы Июльской монархии орлеанисты предприняли попытку «индивидуализировать» свою политику. Однако им не удалось в значительной мере отойти от «коллективистской идеологии», в основе которой желания, интересы, воля государства, класса, коллектива. И если Наполеон Бонапарт представлял себя «отцом французов», то либералы-орлеанисты значительно сузили свои патерналистские функции до выразителя интересов так называемого «среднего класса», который, правда, они трактовали как весьма широкую социальную категорию.
В настоящее время к среднему классу (Middle class) в странах Запада относится подавляющее большинство населения. Лингвострановедческий словарь «Американа» дает следующее определение «среднего класса»: это «лица умственного труда, работающие по найму и получающие достаточно высокую заработную плату, а также дивиденды с вложенного капитала, что позволяет им владеть современным домом, оплачивать учебу детей в колледже или университете, а также пользоваться социальными гарантиями, которые предоставляет участие в коммерческих пенсионных, медицинских и иных страховых фондах. К этой социальной категории относятся и те квалифицированные рабочие, зарплата которых часто выше средней позволяет им пользоваться перечисленными преимуществами»[207].
Для Франции в силу исторических особенностей издавна было характерно преобладание средних слоев и среднего сектора в экономике. Ряд французских исследователей полагает, что как некая социальная общность средний класс возник во Франции на рубеже XIXXX вв. Однако концепция среднего класса как гаранта социально-экономической и политической стабильности общества была сформулирована еще в первой половине XIX в. либералами-орлеанистами.
В ходе промышленного переворота во Франции не сложилось такой жесткой полярной структуры, как в Великобритании. Франция оставалась страной мелких собственников, со своими частными интересами; здесь сформировалась почва для развития различных идеологических концепций. Как отмечал русский публицист XIX в. Г. Вызинский, было «невозможно провести определенную и постоянную черту между высшим классом буржуазии, с одной стороны, и низшими ее слоями, с другой. Между буржуазией, в собственном смысле этого слова, и тем, что французы называют le peuple, совершались постоянные приливы и отливы; высшие слои беспрерывно пополняются низшими: между ними нет и не может быть такого глубокого разделения, как между буржуазией и родовой, и поземельной аристократией или духовенством. Между средним сословием и народом существует, напротив, постоянная внутренняя связь, постоянное взаимодействие, потому что первое вышло и выходит из второго»[208].
Специфика Франции породила особую политическую культуру, которая упирается в средние слои, в теорию их преобладания в обществе. Однако интерпретация ими этого термина существенно отличалась как от современных прочтений, так и от трактовки, характерной для английской традиции тех лет.
В англо-саксонской традиции middle class это буржуазия в традиционном понимании этого термина, то есть слой, промежуточный между дворянством (gentry) и простым народом. Поэтому он исторически обозначал «буржуазию», то есть крепких горожан, которые в средние века еще не делились на крупную, среднюю и мелкую буржуазию. Французские же либералы под les classes moyennes понимали более широкую социальную категорию, включавшую в себя служащих, чиновников, лиц свободных профессий, а также собственно торгово-промышленную буржуазию.
Здесь, однако, следует учитывать сложность и многогранность понимания самого термина «буржуазия» во Франции конца XVIII первой трети XIX веков. Для историков-марксистов понятие «буржуазия» имело, прежде всего, социально-экономическое содержание. Буржуазия рассматривалась как «господствующий класс капиталистического общества, собственник средств производства, эксплуатирующий наемный труд»[209]. Между тем буржуазия именно в таком понимании начала формироваться во Франции достаточно поздно. Как в конце XVIII в., так и в начале XIX в., термин «буржуазия» применялся для обозначения более или менее определенного социального слоя. Французская буржуазия в предреволюционный период это в основном юридическая и отчасти социально-культурная категория. Так называли жителей городов, принадлежавших к третьему сословию, имевших вполне определенный правовой статус и отличавшихся от других социальных групп особым образом жизни[210].
Сам термин «буржуазия» в первой половине XIX в. был широко распространен, хотя и без какого-либо четкого определения. В декабре 1847 г. правительственная газета «Le journal des Débats», стремясь показать, что буржуазия это открытый и обширный слой французского общества, дала ей следующую характеристику: «Буржуазия это не класс, это положение. Его достигают, его теряют. Его можно достичь работой, бережливостью, способностями. Его можно потерять вследствие праздности, расточительности и пороков. Буржуазия это класс, двери которого открыты для всех, как на вход, так и на выход»[211].