Конституционная Хартия 1830 г. вводила существенные изменения в избирательную систему: был сокращен возрастной ценз: до 25 лет для того, чтобы получить избирательное право и до 30 лет для того, чтобы быть избранным (ст. 32, 34). Председатели избирательных коллегий назначались избирателями, а не королем (ст. 37). Окончательно принципы избирательного права были сформулированы в избирательном законе от 19 апреля 1831 г. Избиратель должен достичь 25 лет, платить 200 франков прямых налогов в год (ст. 1). Если в округе было менее 150 таких избирателей, то голоса получали самые влиятельные из тех, кто платил менее 200 франков. Собственник нового дома освобождался на 2 года от уплаты налогов; при этом считалось, что он платил прежнюю сумму налога. Кроме того, правительство предлагало предоставить избирательное право без цензовых ограничений так называемым «талантам» или «способным», то есть генеральным советникам, мэрам и их помощникам, должностным лицам судебного ведомства, адвокатам, нотариусам и стряпчим, врачам, профессорам и приват-доцентам различных факультетов, преподавателям «Коллеж де Франс», Музея и высших государственных школ. Палата согласилась только понизить для этих лиц ценз до 100 франков (ст. 3). Право быть избранными получали французы, достигшие 30 лет и платившие 500 франков прямых налогов в год (ст. 38). Если в департаменте было менее 50 таких человек, то избирались наиболее влиятельные из тех, кто платил менее 500 франков. Палата депутатов состояла из 459 депутатов, избиравшихся на пять лет (ст. 59). Особо оговаривалось, что депутаты за свою парламентскую деятельность не получают ни жалованья, ни вознаграждения[105]. Избирательный корпус составлял 166 813 избирателей, плативших 200 франков прямых налогов, 1 262 избирателя, плативших менее 200 франков и 668 «талантов» всего около 170 тыс. избирателей (168 813 человек, по другим данным 188 ООО[106]), что составляло несколько больше пяти избирателей на одну тысячу жителей. Эта реформа почти вдвое увеличила число избирателей по сравнению с периодом Реставрации. Хотя Франция далеко отставала от Великобритании (в Великобритании в 1832 г. было 800 тыс. избирателей, то есть 32 избирателя на одну тысячу жителей) и Бельгии по количеству избирателей на 1 тыс. жителей, в целом тенденция была прямо противоположной тому, что происходило в годы Реставрации.
Что касается социального состава pays légal, то есть части общества, обладавшей избирательным правом, то 80 % составляли земельные собственники, 15 % промышленники и торговцы, 5 % лица, получавшие жалованье или зарплату и 0,3 % «способные», то есть те, кто платил менее 100 франков прямых налогов, и для которых их интеллектуальные заслуги компенсировали недостаток имущественного ценза[107]. Избирательный корпус состоял, прежде всего, из земельных собственников, промышленники и коммерсанты были в меньшинстве. Исходя из всего этого, французский исследователь Р. Ремой сделал вывод о неправомерности представления Июльской монархии как режима господства крупной торгово-промышленной буржуазии. По его мнению, в обеих палатах парламента промышленная буржуазия была представлена незначительно. Кроме того, следует учитывать сложность и многогранность понимания самого термина «буржуазия» во Франции конца XVIII первой трети XIX вв. В годы Июльской монархии под «буржуазией» понималась достаточно разнородная социальная группа, к которой относили как торгово-промышленные, финансовые (рантье) круги, то есть те слои, которые именуются «буржуазией», в марксистском понимании этого термина, так и различные круги чиновников, так называемую «административную буржуазию», а также профессорско-преподавательский состав высших учебных заведений, то есть «университетскую» буржуазию[108]. Принадлежность к буржуазии определялась не только (и не столько) богатством, состоянием, сколько достатком, позволяющим «жить буржуазно». Как справедливо отмечал еще в 1925 г. французский исследователь Э. Табло, человека делает буржуа не богатство, а то, как это богатство приобретается и как тратится[109].
Что касается социального состава pays légal, то есть части общества, обладавшей избирательным правом, то 80 % составляли земельные собственники, 15 % промышленники и торговцы, 5 % лица, получавшие жалованье или зарплату и 0,3 % «способные», то есть те, кто платил менее 100 франков прямых налогов, и для которых их интеллектуальные заслуги компенсировали недостаток имущественного ценза[107]. Избирательный корпус состоял, прежде всего, из земельных собственников, промышленники и коммерсанты были в меньшинстве. Исходя из всего этого, французский исследователь Р. Ремой сделал вывод о неправомерности представления Июльской монархии как режима господства крупной торгово-промышленной буржуазии. По его мнению, в обеих палатах парламента промышленная буржуазия была представлена незначительно. Кроме того, следует учитывать сложность и многогранность понимания самого термина «буржуазия» во Франции конца XVIII первой трети XIX вв. В годы Июльской монархии под «буржуазией» понималась достаточно разнородная социальная группа, к которой относили как торгово-промышленные, финансовые (рантье) круги, то есть те слои, которые именуются «буржуазией», в марксистском понимании этого термина, так и различные круги чиновников, так называемую «административную буржуазию», а также профессорско-преподавательский состав высших учебных заведений, то есть «университетскую» буржуазию[108]. Принадлежность к буржуазии определялась не только (и не столько) богатством, состоянием, сколько достатком, позволяющим «жить буржуазно». Как справедливо отмечал еще в 1925 г. французский исследователь Э. Табло, человека делает буржуа не богатство, а то, как это богатство приобретается и как тратится[109].