И, словно в продолжение рассказа горожанина, ей приснился чудесный сон, будто она жила в бескрайнем многоцветном мире, свободном от снежных оков, добром и заботливом, где теплые широкие крылья ветра подхватывали, поднимали высоко в небо и носили меж облаками, а потом бережно опускали в густую высокую траву, где язык земли был понятен с детства, словно речь матери… Да, и ей приснилось, что мама, умершая, когда девочке едва минул год, которую она совсем не помнила, но свято, бесконечно любила, была неотступно рядом с ней, окружая своей заботой, словно она и была тем прекрасным миром, каждым его вздохом, каждым цветком и травинкой.
Улыбнувшись, Хранитель вгляделся в лицо спавшей девочки, на котором светилось счастье.
— Какая она необыкновенная, славная… — прошептал он. — Мне бы очень хотелось, — он коснулся головы внука, — чтобы, повзрослев, ты нашел такую же светлую и чистую душу, не просто верящую в чудо, но живущую им.
— Подари, — малыш тронул камень. — Пусть она помнит… — он казался не по летам взрослым, задумчивым и немного грустным.
— Да, — Хранитель расстегнул цепочку. — Я не пророк, мне не дано заглядывать в будущее, но я знаю — ее ждет что-то удивительное, по-настоящему магическое. Может быть, камень поможет ей разгадать это, прочувствовать и не пройти мимо.
Потом он взмахнул рукой, и в тот же миг Мати оказалась в своей повозке. Одеяло, приподнявшись, словно от прикосновения ветра, укрыло ее, делая сон более глубоким и крепким.
Проснувшись утром, она все еще чувствовала в груди то счастье, ту радость, что принес сон.
— Спасибо! — неслышно, одними губами прошептала она. — Это действительно была настоящая сказка, которую может рассказать лишь маг. Спасибо, — тут ее рука, скользнула вниз, коснулась висевшей у нее на шее цепочки с талисманом. И счастье, вобрав в себя множество оттенков, соединившись с пониманием, любовью, вспыхнуло у нее в глазах, когда, вглядевшись в туманный, мутный камень, она увидела мерцавшее очертание лица старика…его глаза…мудрые и немного печальные.
— Гостья, — говорили они. — Прощаясь навеки, я хочу пожелать тебе стать частью чуда. И всегда помни: на земле есть город, где всегда тебе рады, где тебя будут ждать и встретят как родную.
— Спасибо, дедушка, — прошептала девочка, когда лик исчез. — Я вас никогда не забуду, — последний раз взглянув на камень, она спрятала его под одеждой, подальше от чужих глаз. Сердце ее радостно билось, когда она думала о том, что теперь у нее есть настоящая тайна, которую она будет свято хранить всю жизнь.
Едва она вылезла из повозки, к ней подошел отец:
— Ты не заболела? — озабоченно глядя на дочку, спросил он.
— Не-а. А что?
— Это была последняя ночь каравана в городе. Мне показалось странным, что ты так рано ушла спать.
— Со мной все в порядке, па. Я просто…думала…
— О чем, если не секрет?
— Почему горожане так непохожи на нас? Наши души создали разные боги?
— Нет. Почти все караванщики родились в городе.
— И ты? — она подозрительно взглянула на отца. Ей совсем не нравилась эта мысль, она слишком привыкла считать, что караванщики и горожане — два совершенно разных народа.
Атен приобнял ее за плечи:
— Дочка, — осторожно начал он. — Ты ведь знаешь, я говорил тебе, что я родился в городе…
— Да, да, конечно, но однажды ты понял, что сужден для дороги.
— Я был довольно богат, смог снарядить свой караван, и отправился в путь… Со мной пошли мои друзья…
— Значит, ты родился караванщиком душой, разве нет? — упрямо продолжала она настаивать на своем.
— Да, — вынужден был признать отец. — Ты права, — он погрустнел. И Мати, заметив печаль в его глазах, поспешила прошептать:
— Прости, папочка, — она прижалась к его груди. — Я не хотела тебя огорчить. Так получилось.
— Все в порядке, дорогая. Ну, хватит об этом. Давай-ка лучше собираться в путь.
— Хо-ро-шо! — пропела девочка.