— На все воля богов, — дозорный сделал все, чтобы его ответ не выражал ровным счетом ничего. Он глубоко запрятал свои чувства, скрыв лицо под маской безразличия.
— Воистину, — пришелец на миг поднял глаза к небу, словно вознося немую хвалу. — Снизойдите в своем счастье к менее удачливым братьям по дороге, и, я уверен, боги воздадут вам должное за милосердие.
— Что вам надо? — в глазах дозорного зажглось сочувствие. Он понимал, что только большая беда была способна заставить гордого караванщика пойти на поклон к чужаку.
К тому же, кто знает, как могла сложиться судьба. Возможно, сделай они что-нибудь иначе, и их караван оказался бы на месте тех, кто сейчас замерзал в снегах.
— Многое, — вздохнув, вынужден был признать гонец. — Я хочу купить жизнь… И понимаю, что в мире нет сокровищ, которые были бы равноценны ей.
— Ты откровенен, — понимая, что не может более оставаться в стороне от разговора, Атен подошел к гонцу.
— Да, — тот развел руками. — Это единственное, что мне остается… Ты, должно быть, заметил, что я не простой странник пустыни, а хозяин каравана. Как и ты.
— Видимо, у тебя были причины для того, чтобы отправиться гонцом.
— О да, — гость склонил голову. Вздохнув, он продолжал: — Еще совсем недавно у меня был большой караван, который считался одним из самых удачливых.
— Я слышал кое-то… — кивнул Атен. Напряжение начало постепенно спадать. — Не мудрено, ведь мы все время шли за вами… Правда, сперва между нами было еще два каравана…
— И столько же погибло перед нами менее чем за половину круга, — кивнул, подтверждая мрачные предчувствия собрата, чужак. — Дорога становится все труднее. Скоро караваны будут столь же редкими, как и города… А потом исчезнут и они. И тогда пустыня победит.
— Что с вами произошло?
— Всего понемногу… Поверь, это невеселая история, хотя и обычная для нашего времени… Лишь каких-то полгода назад жизнь казалась удачной, все шло замечательно, каравану хватало тепла даже в самую морозную ночь… А потом на нас, словно снежный ком, накатили беды. Мы слишком поздно узнали, что последний из лежавших позади городов умирает… В сущности, когда мы входили в него, он уже был мертв… Так что нам не удалось пополнить припасы… Они и так были скудными, а тут еще нападение разбойников… — он умолк, давая понять, что ему больно вспоминать о случившемся, и справедливо полагая, что собеседникам и так все понятно.
— Почему ты не повернул? Путь назад был много короче.
— Мой караван — один из самых древних на земле. Его история простилается в прошлое на двести сорок кругов… Наши предки давным-давно воспользовались своим Правом. Только совсем юные едва сформировавшиеся караваны помнят об этой безделице… — проговорил он, а затем, словно спохватившись, добавил: — Я вовсе не хочу тебя обидеть…
— Что же здесь обидного? Это правда — только и всего, — пожал плечами Атен, на лице которого не дрогнул ни один мускул и ничто не говорило о страшном внутреннем напряжении: за долгие годы пути ему ни разу не приходилось встретиться с настоящим караванщиком и он успел забыть, как тому просто разгадать изгнанника. — Однако, — он нахмурился. — Если ты не поворачивал, я не совсем понимаю, как случилось, что наши пути пересеклись?
— О, это очень просто, — гость улыбнулся — болезненно-печально. Улыбка смотрелась на его лице как нечто чужое, неестественное… Как кожаная маска уродца на городском скоморохе. — Дело в том, что вот уже более месяца мы стоим на месте.
— Не думаю, что такое объяснение кажется мне простым, — хозяин каравана нахмурился. — Я не вижу шатра над твоим караваном.
— У нас было недостаточно огненной воды, чтобы установить его.