Когда родители ушли, малыши стали просить чужака рассказать им еще какую-нибудь сказку. Но тот отложил свиток в сторону и тихо, вполголоса, в такт ветру, запел, усыпляя детей… Его лицо оставалось спокойным, и только глаза выдавали волнение. Он беспокоился за Мати, не чувствуя рядом тепла ее талисмана. Глядя на заснувших детишек, он пытался убедить себя, что с ней ничего не случилось — зачем разбойникам ребенок? Но они могли найти магический камень и забрать его…
Потом вернулась Лина. Она прятала глаза, не смея взглянуть ему в лицо, но он и так видел отражавшиеся в них страшную боль и скорбь. Он понял все без слов и решительно двинулся к пологу.
— Нет, не надо! — пыталась остановить его женщина. — Ты слишком слаб, раны еще не зажили… Ты не сможешь…
— Что с ней? Она жива? — голос был резок, слова- обрывки бумаги.
— Не знаю. Мати исчезла. Разбойники разграбили повозку, в которой она была. Наверное, они унесли с собой и девочку…
Чужак уже сидел на краю повозки. Ветер трепал его черные волосы, серебря их снегом. Лина и заметить не успела, как он исчез. Ей показалось, что она лишь на мгновение закрыла глаза… А когда открыла, его уже не было рядом. Качая головой, она вздохнула, заглянула внутрь повозки, чтобы убедиться, что ее дети спят. А потом пришел Лис.
— Девочки нигде нет. Атен винит во всем себя… Но кто мог знать, что все так обернется? Евсей надеется, что она просто испугалась и спряталась где-нибудь.
— Молись, чтобы это было так: тогда еще есть шанс, что она жива… Бедная малышка: за что только на нее свалилось столько бед! Как подумаю, что могло произойти с нашими детьми, не оставь ты их здесь… — она беззвучно зарыдала, уткнувшись лицом в плечо мужа.
— Ты сказала ему?
— Да простят меня боги за то, что я так плачу ему за добро, но если кто и сможет найти Мати, то только он…
…Атен любил свою дочь больше всего на свете. После смерти жены, Мати была всем, что у него осталось. В этой маленькой девочке он видел свое будущее, мечту о счастье…
Разбойники напали неожиданно, вернее, раньше, чем их ждали, и караван не успел перестроиться в круг, создавая линию защиты. Опасность была везде. И, все же, Атен был уверен, что привел дочь в самое защищенное место — командную повозку, вокруг которой, хранительницы святынь, встали дозорные, готовые биться насмерть…
— Сюда, — он втащил дочь внутрь, поспешно огляделся, оценивая, сколько осталось времени до начала штурма и, поняв, что совсем мало, поспешно добавил: — Спрячься под одеялом, замри. И, что бы ни случилось, не двигайся!
— Папа, мне страшно! — в ее глазах зажглись слезы. Они молили не бросать ее совсем одну перед лицом беды.
Атен быстро провел рукой по голове дочери, успокаивая:
— Ничего не бойся, милая. Я здесь, рядом, — ему так не хотелось уходить, но он не мог остаться: кому-то нужно было руководить обороной. Лишь одно его успокаивало: малышка в безопасности.
Он быстро огляделся вокруг, еще раз все проверяя. Его глаза сощурились, губы напряженно сжались. И, несмотря на то, что ему нужно было спешить, он на миг замер, снова глянул вокруг.
— Евсей, — подозвал он оказавшегося рядом брата. — Почему люди не принесли сюда малышей?
Желание укрыть детей в наиболее безопасном месте, каковой и казалась командная повозка, было понятным стремлением родителей. Так делали всегда, но в этот раз что-то изменилось.
Уже поднялся, зашипел, расправляя тяжелые крылья, ветер, затрубил, прочищая горло, пробуя силы и помощнику, склонившемуся почти к самому уху хозяина каравана, приходилось кричать, чтобы тот его услышал:
— Они решили оставить их с чужаком! Люди верят, что ему сопутствует удача, и надеются: он поделится ею с детьми.
— Нам всем везет! — перекрикивая ветер, бросил Атен.