Они знали: однажды ветру надоест дорога, он взметнется диким зверем, неудержимым вихрем закружится в ужасном танце, обращая в лед все, чего коснется его мертвящее дыханье.
Шло время. И вслед за ним шел караван. А, может быть, наоборот. Кто знает? Кто вообще замечает это движение до тех пор, пока не придет пора произойти чему-то: важному или не очень, хорошему или нет, — какая разница? главное — кладущему конец однообразию пустоты?
Вечером Атен, Лис и Евсей собрались в командной повозке. Из сундуков были извлечены священные карты, составленные когда-то давно еще поколением первых снежных караванщиков.
Эти карты путешествовали по отмеченным на них дорогам вместе со все новыми и новыми хозяевами не одну сотню кругов, каждый из которых оставлял на их полотнах свои следы-пометки. Они были нитями судьбы каравана, на которые полагались в пути, которым следовали неотступно, боясь заблудиться в бескрайних снегах. С них снимали копии, и те, блеклые и желтые, словно бестелесные призраки своих живых прообразов, хранились в каждой повозке. Так, для спокойствия. На всякий случай. Мало ли что.
Хотя никто в караване и подумать не мог о том, что бы произошло, случись что-нибудь с оригиналами. Первые карты были своего рода святыней, фетишем каравана. Они не часто доставались. Их касались с трепетом и рассматривали с почтением. И вообще, они мало походили на своих собратов-трудяг. Многоцветные, украшенные золотом и серебром, они хранили в себе историю мира, сберегая память о тех городах, которые давно погибли и были погребены под столетними снегами. С каждым веком, с каждым годом пустыня наступала все дальше, отбирая у людей новые и новые островки жизни. И потому карты, полные когда-то света и радости бытия, имели так много грубых белых пятен — заплат на тех местах, где раньше стояли круги городов.
Казалось, они знали, что им суждено продолжать свой путь лишь до тех пор, пока идет караван и что однажды наступит день, когда, на многие века пережив своих создателей, они, все же, угаснут в холодных объятьях бескрайней снежной пустыни.
Какое-то время трое мужчин напряженно всматривались в слабое мерцание полотна. В повозке висела тяжелая, напряженная тишина, нарушаемая лишь дыханием ветра да скрипом полозьев.
— Измерения не лгут, — наконец, пробормотал Евсей. — Мы уже должны были подойти к границе оазиса.
— Что ж, — Атен провел рукой по бороде. Его лицо было хмурым, настороженным, брови напряженно сошлись на переносице. — Одно из двух: или мы из-за встречного ветра шли слишком медленно, или город погиб раньше, чем мы предполагали и в нем давно владычит Метель.
— Мы не могли сбиться с пути? — спросил Лис, пытаясь найти другое объяснение случившемуся.
— Нет, — поспешил ответить Евсей. — Было несколько ясных ночей и я сверялся по звездам.
— Лис, тебе удалось что-нибудь разузнать в последнем городе об их соседях?
— Почти ничего: они упрямо не хотели о них говорить. Обо всем остальном — пожалуйста, но стоило завести разговор о соседях, все замолкали, словно Метель забивала рты снегом.
— И все же?
— С год назад чужаки присылали к ним что-то вроде посольства и умоляли сына Хранителя вместе с женой и новорожденным ребенком — а малыш, несомненно, и это было ясно еще тогда, наделен магическим даром — перебраться к ним. С собой они привезли дары для Хранителя, его сыну обещали у себя золотые горы и всю полноту власти… Их высмеяли и прогнали ни с чем: кто же станет отдавать чужаку свое будущее? Тогда, спустя какое-то время, соседи попытались выкрасть ребенка…
— Шаг отчаяния, — пробормотал Атен.
— Конечно, у них ничего не вышло, — продолжал Лис. — Вы сами видели: нынешний Хранитель очень силен. В общем, похитителей поймали и казнили: отвели в снежный лес, связали и бросили умирать.