Ну? Невыразительный голос целительницы вырвал ее из задумчивости. Так как? Что ему сказать?
Чтобы шел ко всем чертям, проворчала Мильва, поправляя оттянутый кошелем и охотничьим ножом пояс. И ты туда же, Аглайиса.
Твоя воля. Я не принуждаю.
Верно. И не принудишь.
Она не оглядываясь пошла в лес меж редких сосен. Она была зла.
О ночных событиях на острове Танедд в первое июльское новолуние Мильва знала из бесконечных разговоров скоятаэлей.
Во время Большого Сбора чародеев на острове вспыхнул мятеж, пролилась кровь, полетели головы. Армия Нильфгаарда как по сигналу ударила на Аэдирн и Лирию, началась война. А в Темерии, Редании и Каэдвене все сосредоточилось на «белках». Во-первых, потому что, кажется, взбунтовавшимся чародеям на Танедде пришла на помощь команда скоятаэлей. Во-вторых, потому что вроде бы какой-то то ли эльф, то ли полуэльф кинжалом прикончил Визимира, реданского короля. Повсюду бурлило, словно в котле. Кровь эльфов текла рекой
«Да, подумала Мильва, может, и верно болтают жрецы, мол, конец света и Судный день уж рядом. Мир в огне, человек не только эльфу волк, но и человеку, брат на брата с ножом идет А ведьмак лезет в политику и пристает к бунтовщикам. Ведьмак, который только для того существует, чтоб по миру болтаться и вредящих людям монстров кончать. Сколь существует мир, ведьмаки никогда не давали себя втянуть ни в политику, ни в войны. Недаром же сказывают сказку о глупом короле, который хотел ситом воду носить, зайца гонцом сделать, а ведьмака воеводой посадить. А тут, нате вам, ведьмак в мятеже супротив короля пострадал, в Брокилоне от кары хорониться вынужден. Нет, и впрямь конец света пришел. Точно!»
Здравствуй, Мария.
Мильва вздрогнула. У стоящей при сосне дриады глаза и волосы были цвета серебра. Заходящее солнце окружало ее голову кроваво-красным ореолом на фоне пестрой стены леса. Мильва опустилась на одно колено, низко склонила голову.
Здравствуй, госпожа Эитнэ.
Владычица Брокилона засунула за лыковый поясок золотой ножик в форме серпа.
Встань. Пройдемся. Хочу с тобой поговорить.
Они долго шли по заполненному тенями лесу, маленькая среброволосая дриада и высокая девушка с льняными волосами. Ни та, ни другая не прерывали молчания.
Давно ты не заглядывала в Дуен Канелль, Мария, сказала наконец дриада.
Времени не было, госпожа Эитнэ. До Дуен Канелль от Ленточки долгая дорога, а я Ты же знаешь.
Знаю. Устала?
Эльфам нужна помощь. Ведь я помогаю им по твоему приказу.
По моей просьбе.
Во-во. По просьбе.
Есть у меня еще одна.
Так я и думала. Ведьмак небось?
Помоги ему.
Мильва остановилась, отвернулась, резким движением отломила зацепившуюся за платье веточку жимолости, повертела в пальцах, кинула на землю.
Уже полгода, сказала она тихо, глядя в серебристые глаза дриады, я рискую головой, провожу в Брокилон эльфов из разгромленных команд. А как токо передохнут, раны подлечат, вывожу обратно Мало тебе? Недостаточно я сделала? Каждое новолуние темной ночью на тракт отправляюсь Солнца уже боюсь, ровно летучая мышь или сова какая
Никто не знает лесных тропок лучше тебя.
В дебрях мне не узнать ничего. Ведьмак вроде бы хочет, чтобы я вести собирала, к людям пошла. Это бунтовщик, на его имя у ангиваров уши наставлены. Мне самой никак невозможно в городах показываться. А вдруг кто распознает? Память о том еще жива, не засохла еще та кровь А много было тогда крови, госпожа Эитнэ, ох много.
Немало. Серебристые глаза пожилой дриады были чужими, холодными, непроницаемыми. Немало, правда твоя.
Если меня узнают, на кол натянут.
Ты осмотрительна Ты осторожна и внимательна.
Чтобы добыть сведения, о которых просит ведьмак, надо забыть об осторожности. Надо расспрашивать. А сейчас любопытствовать опасно. Если меня схватят
У тебя есть контакты.
Умучают. Заистязают. Либо сгноят в Дракенборге
Ты мой должник.
Мильва отвернулась, закусила губу.
Да, должник, сказала она горько. Не забыть.
Она прикрыла глаза, лицо вдруг сморщилось, губы дрогнули, зубы стиснулись сильнее. Под веками призрачным, лунным светом той ночи бледно забрезжило воспоминание. Неожиданно вернулась боль в щиколотке, схваченной ременной петлей, боль в выворачиваемых суставах. В ушах загудели листья резко распрямляющегося дерева Крик, стон, дикое, сумасшедшее метание и жуткое чувство охватившего ее страха, когда она поняла, что ей не освободиться Крик и страх, скрип веревки, раскачивающиеся тени, неестественная, перевернутая земля, перевернутое небо, деревья с перевернутыми кронами, боль, бьющаяся в висках кровь А на рассвете дриады, вокруг, веночком Далекий серебристый смех Куколка на веревочке! Дергайся, дергайся, куколка, головкой книзу И ее собственный, но чужой визгливый крик. А потом тьма.
Да, должник. Конечно, повторила она сквозь стиснутые зубы. Да, конечно, я же висяк, снятый с веревки. Похоже, пока я жива, мне с этим долгом не расплатиться.
У каждого свой долг, сказала Эитнэ. Такова жизнь, Мария Барринг. Долги и кредиты, обязательства, благодарности, расплаты. Что-то кому-то должен сделать. А может, себе самой? Ведь если по правде, то каждый всегда расплачивается с самим собой, а не с кем-то. Любой долг мы выплачиваем самим себе. В каждом из нас сидит кредитор и должник одновременно. Главное уравновесить этот счет. Мы приходим в мир как частица данной нам жизни, а потом все время только и знаем, что расплачиваемся за это. С самим собою. Для того, чтобы в конце концов сошелся баланс.