Для нас это, сказал он мне, принципиальный вопрос: у нас нет военного договора с СССР; мы не хотим его иметь; я, впрочем, говорил это Потемкину. Мы не допустим, что в какой-либо форме [Пропуск в расшифровке (прим. документа)] можно обсуждать использование части нашей территории иностранными войсками. В этом, в конечном счете, нет ничего нового; наша доктрина всегда была такой, и мы часто ее излагали»[26].
К исходу лета стали появляться сведения о подготовке англичанами планов нового Мюнхена теперь за счет Польши. Поляков стали энергично подталкивать к «компромиссу» с Германией и удовлетворению ее требований. Имелись свидетельства того, что Варшава в принципе не исключала уступок, причем самых значительных. Еще в мае заместитель министра иностранных дел Польши М. Арцишевский заявил германскому послу в Варшаве Г. Мольтке, что Юзеф Бек, министр иностранных дел Польши, «был бы готов договориться с Германией, если бы удалось найти какую-либо форму, которая не выглядела бы как капитуляция». Какое большое внимание этому придает Бек, продолжал Арцишевский, «показывает та сдержанность, которую Польша проявляет в отношении переговоров о пакте между Западом и Советским Союзом»[27].
18 августа польский посол в Берлине Ю. Липский поставил перед Беком вопрос о целесообразности срочного визита министра иностранных дел в Берлин для переговоров с нацистским руководством. Варшава сразу приняла предложение, и 20 августа Липский вылетел в польскую столицу для обсуждения программы намеченных переговоров[28].
Угроза выхода германских войск непосредственно к советским границам или превращения Польши в германского вассала становилась все более реальной.
Крайне опасным было положение и у восточных границ СССР. Министр иностранных дел Японии Арита Хатиро 18 мая 1939 года заявил в беседе с американским послом в Японии Дж. Грю, что «если Советская Россия будет вовлечена в европейскую войну, то Япония со своей стороны сочтет невозможным остаться вне этой войны»[29]. Это предполагало готовность Токио, как ошибочно считало советское руководство, перевести начавшиеся сражения на Халхин-Голе в полномасштабную войну.
Советскому руководству не оставалось ничего иного, как обратиться к альтернативе рассмотреть германское предложение о нормализации двусторонних отношений. Спорадические контакты по экономическим вопросам со временем перешли в политический диалог, но до поры до времени советские представители ограничивались ролью слушателей.
26 июля заведующий восточноевропейской референтурой отдела экономической политики Министерства иностранных дел Германии К.Ю. Шнурре представил вниманию временного поверенного в делах СССР в Германии Г. А. Астахова следующие положения: «Фразу Вайцзеккера о лавке, в которой много товаров (статс-секретарь МИД Германии пустил в ход сравнение, сделанное Гитлером. М.А.) надо понимать в том смысле, что Германия готова предложить СССР на выбор все что угодно от политического сближения и дружбы вплоть до открытой вражды. Германия открывает дверь для разговоров на эту тему. Понимая, что сейчас все державы стоят на распутье, определяя, на какую сторону стать, Германия не желает, чтобы создалось представление, будто она не исчерпала возможностей сблизиться с СССР в столь решающий момент. Она дает СССР эту возможность, но, к сожалению, СССР на это не реагирует»[30].
В ответ на упоминание Астахова о германской экспансии в Прибалтику и Румынию Шнурре заметил: «Наша деятельность в этих странах ни в чем не нарушает ваших интересов. Впрочем, если бы дело дошло до серьезных разговоров, то я утверждаю, что мы пошли бы целиком навстречу СССР в этих вопросах. Балтийское море, по нашему мнению, должно быть общим. Что же касается конкретно Прибалтийских стран, то мы готовы в отношении их повести себя так, как в отношении Украины. От всяких посягательств на Украину мы начисто отказались (исключая части, входившие ранее в состав Австро-Венгрии, относительно которых положение неясно). Еще легче было бы договориться относительно Польши [многоточие в документе]».
Астахов заметил, что ему «не вполне ясно, почему Германия пошла на дружбу с Японией, несмотря на то, что Китай имеет емкий рынок и огромные запасы необходимого Германии сырья, в то время как дружба с Японией, так же, как и с Италией, ничего экономически ценного Германии не даст».
Астахов заметил, что ему «не вполне ясно, почему Германия пошла на дружбу с Японией, несмотря на то, что Китай имеет емкий рынок и огромные запасы необходимого Германии сырья, в то время как дружба с Японией, так же, как и с Италией, ничего экономически ценного Германии не даст».
«На это Шнурре ответил очень неохотно, как бы давая понять, что мой вопрос попал в больное место.
Дружба с Японией факт. Но мы считаем, что это не является препятствием для установления дружественных отношений между СССР и Германией. К тому же нам кажется, что отношения между СССР и Японией также могут измениться к лучшему».
Вопрос, поставленный Астаховым, свидетельствовал о значении, которое СССР придавал безопасности своих дальневосточных границ, равно как и о понимании Германией важности этой проблемы для Советского Союза и готовности способствовать ее нормализации.