Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! запела Зинька.
И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке.
И Старый Воробей сказал ей:
Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни: месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется апрель. А теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что́ там будет.
И Зинька скорей полетела в лес.
МайВ лесу ещё было полно снега. Он спрятался под кустами и деревьями, и солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная с осени рожь, а лес всё ещё стоял голый.
Но уж было в нём весело, не то что зимой. Налетело много разных птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели пели на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе.
Солнце теперь вставало очень рано, ложилось поздно и так усердно светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не надо было заботиться о ночлеге: найдёт свободное дупло хорошо, не найдёт и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще.
И вот раз вечерком ей показалось, будто лес в тумане. Лёгкий зеленоватый туман окутал все берёзы, осины, ольхи. А когда на следующий день над лесом поднялось солнце, на каждой берёзе, на всякой веточке показались точно маленькие зелёные пальчики: это стали распускаться листья.
Тут и начался лесной праздник.
Засвистал, защёлкал в кустах Соловей.
В каждой луже урчали и квакали лягушки.
Цвели деревья и ландыши. Майские жуки с гуденьем носились между ветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала Кукушка.
Друг Зиньки Дятел-Красношапочник и тот не тужил, что не умеет петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему лесу слышна звонкая барабанная дробь.
А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали в воздухе головокружительные фокусы и мёртвые петли. Каждый веселился на свой лад, кто как умел.
Зиньке всё было любопытно. Зинька всюду поспевала и радовалась вместе со всеми.
По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто в трубы кто-то трубил где-то за лесом.
Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нём растут. И ходят на болоте такие большие птицы, каких никогда ещё Зинька не видела, прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие.
Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нём растут. И ходят на болоте такие большие птицы, каких никогда ещё Зинька не видела, прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие.
Вдруг подняли они свои шеи-трубы да как затрубят, как загремят:
Тррру-рру! Тррру-рру!
Совсем оглушили синичку.
Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до земли соседям да вдруг и пошёл в пляс: засеменил, засеменил ногами и пошёл по кругу, всё по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдёт, умора! А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают.
Не у кого было Зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и полетела она в город к Старому Воробью.
И Старый Воробей сказал ей:
Это журавли: птицы серьёзные, почтенные, а сейчас, видишь, что выделывают. Потому это, что пришёл весёлый месяц май, и лес оделся, и все цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую всем радость дало.
ИюньРешила Зинька:
«Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку Всё осмотрю».
Первым делом наведалась к старому другу своему Дятлу-Красношапочнику. А он как увидел её издали, так и закричал:
Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения!
Очень удивилась Зинька. И крепко на Дятла обиделась: вот тебе и друг!
Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на груди.
Прилетела к ним в поле, ищет куропаток, нет их на старом месте! А ведь целая стая была. Куда все подевались? Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла: сидит во ржи, а рожь уж высокая, кричит:
Чир-ви́к! Чир-ви́к!
Зинька к нему. А он ей:
Чир-ви́к! Чир-ви́к! Чичи́ре! Пошла, пошла отсюда!
Как так! рассердилась Синичка. Давно ли я всех вас от смерти спасла из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не пускаешь?
Чир-вир, смутился куропачий петушок. Правда, от смерти спасла. Мы это все помним. А всё-таки лети ты от меня подальше: теперь время другое, мне вот как драться хочется!
Хорошо, у птиц слёз нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька: уж так ей обидно, так горько стало! Повернулась молча, полетела на реку. Летит над кустами, вдруг из кустов серый зверь!
Зинька так и шарахнулась в сторону.
Не узнала? смеётся зверь. Ведь мы с тобой старые друзья.
А ты кто? спрашивает Зинька.
Заяц я. Беляк.
Какой же ты беляк, когда ты серый? Я помню беляка: он весь белый, только на ушках чёрное.
Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не было. А летом я серый.
Ну и разговорились. Ничего, с ним не ссорились.
А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке:
Это месяц июнь начало лета. У всех нас, у птиц, в это время гнёзда, а в гнёздах драгоценные яички и птенчики. К своим гнёздам мы никого не подпускаем ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить яичко. У зверей тоже детёныши, звери тоже никого к своей норе не подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесу и думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку зубрят. Теперь, прибавил Старый Воробей, солнце в самой силе, и самый длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим малышам животики.