Фойе главного корпуса больницы, в котором находятся разные отделения, полностью погружено в темноту. Ярко освещен только вход в отдел неотложной помощи со стороны отдельных корпусов. Рядом стоит машина скорой помощи с включенным проблесковым маячком и раскрытыми задними дверцами, очевидно, только что доставившая больного в критическом состоянии.
Пройдя через раскрытые настежь двери, ты оказываешься в коридоре отделения реанимации. Ты слышишь стоны и торопливые голоса, механическое хлюпанье медицинского аппарата, с силой что-то высасывающего, тревожный скрип колес каталок, перевозящих больных. Перед регистратурой установлены несколько рядов табуреток, и ты тяжело опускаешься на одну из них. За стойкой женщина средних лет, она обращается к тебе:
Вы по какому делу пришли?
Я пришла кое с кем встретиться.
Это неправда. Ты ни с кем не договаривалась о встрече здесь. Даже если в это утро можно будет навестить больную Сонхи, ты не знаешь, захочет ли она повидаться с тобой.
В отделение входят двое мужчин средних лет в костюмах для хождения по горам, один из них опирается на коллегу. Судя по деревянной шине, неумело наложенной на руку, он поранился ночью на горной тропе.
Все нормально, мы пришли, утешил пострадавшего товарищ, несший на своих плечах два рюкзака.
Ты смотришь на этих людей, с одинаковым выражением на перекошенных лицах и, приглядевшись, замечаешь, что они действительно похожи. Должно быть, они братья, не коллеги.
Потерпи немного. Сейчас подойдет врач.
Сейчас подойдет врач.
Мужчина повторяет эти слова, как заклинание, а ты замираешь на краешке стула. Тебе вспомнилась девушка, которая когда-то очень давно призналась тебе, что хочет стать врачом.
Она работала на вашей фабрике, звали ее Чонми, и ты по предложению Сонхи, решившей привлечь новых членов в кружок, попробовала заговорить с ней о рабочем движении. Она отказалась, эта улыбчивая девчушка маленького роста, поступившая на фабрику, как и ты, еще до окончания средней школы, скрыв свой настоящий возраст.
Я не могу активно участвовать в этом движении. Видите ли, мне ни в коем случае нельзя быть уволенной. Потому что я должна посылать деньги на учебу младшего брата, да и сама когда-нибудь собираюсь учиться. Я хочу стать врачом.
Когда ты из-за разрыва кишечника лежала в больнице, тебя навестила приятельница, пришедшая после участия в демонстрации, проходившей в центре города.
Оказывается, Чонми собрала все наши туфли, что были разбросаны вокруг, и отнесла в офис Союза рабочих. Рассказывали, что она, маленькая, очень горько плакала.
Девушки не желали ареста, сопротивлялись, вырывались из рук полицейских, и слетевшие с ног туфли так и остались валяться на месте задержания.
Эта молоденькая девушка, даже не зная, что именно заставляет ее плакать, поднялась на второй этаж офиса, прижимая к груди мешок с собранными туфлями подруг, и, наверное, обнаружила там пустую комнату. Полицейские увезли всех активистов.
В тот день после полудня ты внимательно смотрела на чистое, с тонкими чертами лицо врача, обходящего больных, на лица ординатора и интернов, сопровождавших его. Тогда ты подумала, что Чонми не сможет стать врачом, не сможет стать похожей на этих людей. Когда ее младший брат окончит университет, ей будет лет двадцать пять, и даже если она сразу начнет готовиться к квалификационному экзамену средней школы Нет, до этого времени эта девушка не сможет продержаться на фабрике. У нее часто носом шла кровь, и она сильно кашляла. Ее ноги с худыми икрами, похожими на недозревшую молодую редьку, были такими слабыми, что, набегавшись между ткацкими станками, она, бывало, прислонялась к колонне и, словно потеряв сознание, проваливалась в короткий сон. «Почему так шумно? Ничего не слышно!» Так она прокричала в первый день работы, оказавшись в цехе. Испугавшись грохота и непрерывного движения машин, она смотрела на тебя испуганными, широко раскрытыми глазами.
2:00Перед зеркалом в туалете, где очень сильно пахнет хлоркой, ты достаешь бутылку с водой и жадно пьешь большими глотками. Открываешь кран над раковиной, умываешься, долго чистишь зубы. Как и десять лет назад, когда вы вместе с Сонхи участвовали в длительной забастовке на фабрике, ты моешь голову мылом, имеющимся в туалете, а затем большим носовым платком стряхиваешь воду с волос. Из матерчатой косметички достаешь маленький пробный флакончик лосьона и наносишь его на бледное лицо.
Голос Сонхи, услышанный по телефону в прошлый понедельник, изменился, поэтому ты не смогла сразу вспомнить ее лицо. Только после окончания разговора в памяти возникли умные глаза, розовые десны, обнажающиеся при улыбке. За десять лет и лицо ее должно измениться. Должно состариться. Должно похудеть. Сейчас, наверное, она спит. И, наверное, храпит, прерывисто дыша, как больной зверь.
В свои двадцать-тридцать Сонхи несколько лет принимала помощь от христианского пастора, который совершал богослужения для рабочих в мансарде двухэтажного дома. Туда полицейские не смели бесцеремонно заявляться, и ты запомнила одну ночь в конце зимы, когда Сонхи без всякого стыда осталась ночевать в этой комнате, да еще вместе с тобой, и храпела всю ночь, что совсем не вязалось с ее обликом, напоминающим скромную учительницу начальных классов. Ты отворачивалась к стене, с головой накрывалась ватным одеялом, пахнущим нафталином, но храп все равно достигал твоих ушей.