У меня все нормально. Хотя вряд ли мне будет легко стать хорошей швеей. Проблема не в том, что сложно овладеть этим мастерством, а в том, что не обучают как следует. И все же надо набраться терпения и учиться.
Такие слова, как «мастерство» и «терпение», ты писала иероглифами, аккуратно соблюдая порядок черт. Ты писала на адрес Городского промышленного миссионерского общества, куда часто ходила Сонхи. Она отвечала очень редко и кратко.
Да, так и надо действовать. Что бы ты ни делала, где бы ни находилась, у тебя все должно получиться хорошо.
Время шло, прошел год, за ним второй, и постепенно вы перестали писать друг другу. На третий год ты стала мастером, с трудом освоив тонкости работы на швейной машинке, и тебе исполнилось двадцать лет. Той же осенью во время забастовки, организованной оппозиционной партией, погибла работница младше тебя. Ты не поверила официальному сообщению правительства, что девушка порезала себе вены осколком бутылки из-под газированной воды и с третьего этажа бросилась вниз. На фотографии в газете, на пробелы в местах вымаранных цензурой строк, на завуалированный смысл очень возбужденной передовой статьи нужно было смотреть так, словно составляешь пазлы, читая между строк.
Ты не забыла лица полицейского в штатском, наступившего тебе на живот и пнувшего в бок. Не забыла, что Комитет национальной безопасности при правительстве непосредственно обучает и материально поддерживает штрейкбрехеров, не забыла, что президент Пак Чонхи, сидящий на самом верху этого жестокого режима, сам является военным. Ты поняла смысл «Приказа о чрезвычайном положении 9», по которому президент, внеся поправки в Конституцию страны, получил абсолютную власть и мог ограничивать права и свободы граждан, поняла лозунги, которые скандировали студенты, стоявшие в главных воротах университета, взяв друг друга за плечи. Далее, чтобы понять, что на самом деле произошло в Пусане и Масане, ты собрала пазлы из статей, размещенных в газетах, и картина прояснилась. Разбитые телефонные будки и горящие полицейские участки, разгневанная толпа, швыряющая камни в стражей порядка. Предложения, скрывающиеся за пустыми строками, о смысле которых приходилось только догадываться
В октябре, когда внезапно убили президента Пак Чонхи, ты спросила саму себя: «Теперь, когда исчез тот, кто был наверху жестокого режима, они уже не смогут волочь по земле рыдающих полураздетых работниц фабрики? Не смогут больше наступать на живот упавшей девушки и пинать ее в бок? По газетным статьям ты следила за молодым генерал-майором Чон Духваном, якобы получившим доверие президента Пака, следила, как он на бронемашине въезжает в Сеул, как затем вступает в должность главы Центрального комитета национальной безопасности. Ты почувствовала, как по телу тихо пробежали мурашки. Кажется, грядут страшные дни.
Мисс Лим, вам так нравится читать газеты? с удивлением спросил портной средних лет. Хорошо вам, молодой, вы без очков различаете такие мелкие буквы.
А потом ты увидела этот автобус.
Это было ясным весенним днем, когда хозяева магазина европейской одежды, где ты работала, уехали вместе с сыном-студентом к родственникам в Ёнам. Неожиданно днем не оказалось работы, и когда ты неторопливо прогуливалась по улице, на глаза попался этот автобус. Под его окнами висел длинный белый плакат с яркой синей надписью «Долой военное положение!» и «Гарантия прав рабочих!». В переполненном автобусе находилось несколько десятков девушек в спецодежде ткацкой фабрики Чоннам. Молодые работницы пели песню, высунув руки из окон и отбивая ритм деревянными палочками о корпус автобуса. Их лица были такими бледными, какими бывают шампиньоны, что растут, не видя солнечного света. А ясные голоса ты помнишь их звучали так, словно одновременно чирикали лесные птички или пищали маленькие зверьки.
Мы борцы за справедливость. Как хорошо!
Будем вместе жить, вместе и умрем. Как хорошо!
Лучше стоя умереть, чем на коленях жить!
Мы борцы за справедливость.
Ты пошла следом за этой песней, оставшейся навсегда в памяти, пошла, как завороженная, туда, куда свернул автобус. Толпа в сотни тысяч человек, заполонившая собой все улицы, двигалась в сторону центральной площади с фонтаном. Студентов, с ранней весны ходивших по городу тесной толпой, видно не было. Шли старики, ученики начальной школы, мужчины и женщины в рабочих спецовках, молодые люди в костюмах и галстуках, молодые женщины в офисной одежде, в туфлях на каблуках, дядюшки почтенного возраста, облаченные в куртки с эмблемой «За новую деревню»[3], держащие в руках зонтики с длинными ручками хоть какое-то подобие оружия. В первой шеренге этой огромной колонны, двигавшейся в сторону площади, в тележке везли трупы двух молодых людей, застреленных на новом вокзале.
Ты пошла следом за этой песней, оставшейся навсегда в памяти, пошла, как завороженная, туда, куда свернул автобус. Толпа в сотни тысяч человек, заполонившая собой все улицы, двигалась в сторону центральной площади с фонтаном. Студентов, с ранней весны ходивших по городу тесной толпой, видно не было. Шли старики, ученики начальной школы, мужчины и женщины в рабочих спецовках, молодые люди в костюмах и галстуках, молодые женщины в офисной одежде, в туфлях на каблуках, дядюшки почтенного возраста, облаченные в куртки с эмблемой «За новую деревню»[3], держащие в руках зонтики с длинными ручками хоть какое-то подобие оружия. В первой шеренге этой огромной колонны, двигавшейся в сторону площади, в тележке везли трупы двух молодых людей, застреленных на новом вокзале.