Я тебе сейчас чаю
Инна метнулась к плите, загрохотала чашками, украдкой вытирая слезы, чтобы не видела мама.
Терпкий аромат бергамота и мяты, тягучая сладость гречишного меда Мама грела тонкие пальцы о горячую кружку. Потом глотнула, прикрыв от удовольствия глаза. И спросила так с закрытыми глазами:
Терпкий аромат бергамота и мяты, тягучая сладость гречишного меда Мама грела тонкие пальцы о горячую кружку. Потом глотнула, прикрыв от удовольствия глаза. И спросила так с закрытыми глазами:
Иннушка, что случилось?
Ничего, та уткнулась в свою чашку. Еще не хватало маме сейчас Инниных проблем.
Сережа?
Да.
Мама протянула руку, обхватила Иннино запястье, потянула легонько к себе. Инна опустилась возле ее ног, уткнулась лицом в живот и расплакалась.
Всё пройдет, всё, тихо бормотала мама, гладя дочь по волосам.
Будто та была маленькой девочкой, разбившей коленку. А может, мама уже знала, что это утешение одинаково мудро и верно не только для физической боли, но и для душевной Разница только во времени
Мам, я хотела тебя попросить
Да?
Подпиши мне разрешение на инициацию. Сейчас до двадцати одного нельзя без согласия родителей. Но ведь, может, скоро всё изменится. Если примут этот закон об инициации без ограничения
Это будет преступление! неожиданно резко сказала мама. Отстранилась, строго посмотрела в глаза Инны. Ты не понимаешь? Человек должен сам выбирать, кем он хочет стать. Только когда он повзрослел и понял. Не раньше.
«Поэтому ты решила вообще не проходить инициацию? захотела спросить Инна. Не могла решить, кем хочешь стать? А может, боялась, что не сможешь стать, кем хочешь?»
Но не спросила.
Ты понимаешь? уже тише спросила мама, требовательно глядя на Инну.
Да, неуверенно ответила та.
Иннушка, видишь ли В отношениях с Сережей это мало что изменит. Возможно, сделает только хуже. Поэтому тебе надо решать это только для себя самой.
Почему?
Понимаешь, инициация только усугубляет то, что в тебе уже есть. Ваши различия могут оказаться слишком серьезными. Олень, например, не сможет жить с лисицей. Только человек В определенных обстоятельствах, но тем не менее. Только человек сможет жить рядом с любым существом. Со зверем, с оборотнем, с вампиром. Понимаешь?
«Как ты?» подумала Инна. Но опять промолчала
Инициация детей, воспитанных вампирами? Главред оторвал взгляд от распечатки и посмотрел на Инну. Усмехнулся клыки на мгновение ослепительно блеснули из-под вздернувшейся верхней губы. Инна дрогнула.
Деточка, голос главреда стал сладок, как патока. Я понимаю, что тема вам близка. И знакома. Ваш отчим вампир, вы не инициированы
Это неважно, смутилась Инна.
Еще как важно. Еще как
Он улыбнулся. В глубине его глаз вспыхнули алые волчьи огни.
Владлен Борисович, пробормотала Инна, отступая.
Свет в кабинете мигнул, в лицо плеснуло ледяным ветром. Инна ахнула, прижавшись к стене, бледное лицо главреда с мерцающими глазами нависло над ней.
О чем я велел вам вчера написать, деточка?
О
О чем?
Об усыновлении еще одного ребенка поп-рысью Анжеликой Витт, и
И где эта статья? ласково спросил он, наклоняясь к самому уху и обжигая дыханием щеку девушки.
Я подумала
Да?
Его ледяное дыхание пахло жасмином. В глубине глаз плавали звезды и тлело алое марево. Небо на закате. Ночной ветер, который вдруг выскальзывает из теплых фиолетовых сумерек и трогает холодными пальцами кожу, гладит лицо, ласкает голую шею; потом, смелея, рвет нетерпеливо тонкое платье
«Не подпускай их близко, говорила мама и сжимала до боли Иннины руки. Слышишь меня? Никогда не подпускай. Очень трудно удержать. И удержаться»
Инна дрогнула, испуганно дернулась в сторону, уперлась лопатками в твердую стену. Попросила, с усилием отводя глаза:
Отпустите
Эти неинициированные девственницы, усмехнулся главред.
Я не
Что? Не ври мне. Думаешь, я тебя не чувствую? Особенно сейчас, так близко Его глаза полыхнули огнем, как драгоценные камни, и несколько мгновений в них не было ничего, кроме стеклянного алого блеска. Ни звезд, ни ветра, ни улыбки.
Инна задохнулась от страха.
Знала бы ты, какое искушение пробормотал Владлен Борисович.
Инне почудилось прикосновение холодных клыков к ее шее.
Вы не имеете права!
Да?
Я плачу налоги!
Шеф рассмеялся, выпустил Инну, отступил назад.
И спишь спокойно? Ох уж эта реклама.
Он хмыкнул, сбил щелчком с рукава невидимую соринку и в следующее мгновение очутился в кресле в углу кабинета. Откинулся на спинку и улыбнулся Инне.
Жасминовая горечь и прохлада растворились в воздухе.
Инна перевела дыхание, натянуто улыбнулась в ответ. Реклама и вправду была дурацкой. Хотя и жутковатой. Пара людей в возрасте, но до сих пор, видимо, неинициированных, пытается уснуть, прижимаясь друг к другу на слишком большой кровати. Темнота вокруг них сжимается, шелестит, набухает черными тенями. Женщина всё время вскакивает, встревоженно озирается, цепляется за мужчину дрожащими руками. Потом тени подходят совсем близко, превращаются в высокие крылатые фигуры; люди испуганно кричат, тени смыкают над ними крылья черным шатром. «Заплати налоги и спи спокойно!» жизнерадостно советует диктор под бравурную музыку