Я помню, подняла руку Земфира, хотя никто ее этому жесту не учил. Выучить таблицу умножения до сорока двух.
А я видел, как другую таблицу делают, добавил Ваня. Она была до тридцати, и дальше по новой.
Не поняла, произнесла Татьяна. Ты о чем говоришь, Ваня?
Купцы с южных станций теперь до тридцати считают, а потом снова от одного. Так удобнее.
Как так? Впервые слышу.
Тридцать это столько патронов в рожке автомата, объяснил Ванька. Если больше, чем тридцать, то выделяют в один магазин, и опять по одному считают.
А шестьдесят это два магазина? спросила Таня иронично.
Я не знаю, наверное, два. Я спрашивал у купца одного, а он мне по ушам надавал. Сказал, что так валюту считать удобнее. И все остальное тоже теперь в патронах и магазинах считают. Сказали еще, что у них как бы подождите, я вспомню тридцатиричная система.
Вжикнула молния на входе в шатер, заставив Татьяну вздрогнуть. Снаружи стояла незнакомая девушка лет двадцати пяти на вид. Мужчины дали бы ей намного больше лет, однако Татьяна разбиралась в подобных вещах. Незнакомка явно имела тяжелое прошлое. Она казалась не принадлежащей ни этой станции, ни другим знакомым закуткам метро вообще. Взгляд уверенной и напряженной хищницы, которая занята спасением детенышей от более крупного хищника. Стройное и крепкое тело, как не до конца разжавшаяся пружина, сдерживающая себя усилием воли. Одежда, собранная словно из разных десятилетий по местным меркам все равно что разные исторические эпохи.
Подобных ей Таня не встречала, за исключением разве что богатых женщин с северо-восточной ветки, посещавших столицу для медосмотра. Только у обитательниц тамошних станций во взгляде не светились острый ум и решимость идти до конца, чего бы это ни стоило. Не было в лице незнакомки также ни загнанности рабочих с Печерской, ни ленивой расслабленности, присущей актерам музея с Харьковской. Разве что чувствовался груз ответственности. Да и то с вечно недовольными и бурчащими сотрудницами многочисленных станционных исполкомов незнакомка не шла ни в какое сравнение.
Ну надо же, сказала она со еле уловимым смешком, изучая уютное убранство шатра. Такие малыши, а уже задания получают.
Домашнее, попробовала объяснить Татьяна. А вы к кому?
Домашнее повторила женщина почти по слогам. Конечно. Не снаружи станции же им учиться. Хотя было бы больше пользы. Детишки, у вас хоть дом есть?
Земфира открыла рот, но Татьяна с треском сдвинула журналы на столе и спросила:
Кто ты?
Девушка зашла внутрь шатра, закрыла молнию за собой. Скинула с плеча куртку, перевесила себе на локоть и села на край скамьи; ее глаза зажглись непонятным энтузиазмом.
Зовите меня Альбина, сказала она, обращаясь ко всем сразу.
Как? не поняла Татьяна.
Да, многие удивляются, добавила незнакомка, по очереди глядя детям в глаза. В метро приняты простые имена. Лена, Маша, Таня. Лишь бы не выделяться. Выделишься не выживешь. Заклюют.
Это не так, сказала Таня, глядя на озадаченную Земфиру. В Кресте никого не преследуют за имя. Если редкое, то даже
Сестренка, не пори чушь, поморщилась Альбина. Я не про ваше дурное подобие общества говорю. Про настоящее метро, где для выживания надо отрезать от себя все, что выделяет тебя из толпы.
О чем ты? не поняла Татьяна. Ты про какое метро?
Про то, где не ходят поезда и не воруют кошельки. Хотя нет, второе иногда случается.
О чем ты? не поняла Татьяна. Ты про какое метро?
Про то, где не ходят поезда и не воруют кошельки. Хотя нет, второе иногда случается.
Тимка уставился на Таню с изумлением. Та спросила:
Можно поточнее?
Конечно, согласилась Альбина. Меня однажды поставили перед выбором. Могла согласиться на смену имени и всю жизнь терпеть новые правила. Или с самого начала постоять за себя. Так что
Незнакомка показала растопыренную пятерню. Ее ладонь пересекали несколько шрамов.
Хороший трюк, сказал она. Принимаешь удар ножа в ладошку, смыкаешь пальцы, вырываешь клинок и режешь врага по глазнице. Кровь фонтаном, и неясно, чья она. Но знаете, чему я удивилась больше всего? Что я смогла сомкнуть пальцы!
Земфира закрыла рот ладонью. Тимка выронил карандаш.
Татьяна вскочила.
Кто ты такая? спросила она снова, попытавшись придать голосу побольше неуместной строгости.
Та, кто осталась собой, ответила Альбина, глядя на танин шрам на щеке. А ты, похоже, этого не сумела сделать. После того как тебя шестерки Кипариса отделали, ты потеряла дом в Датаполисе и вернулась сюда, детишек учить. Похвально. Только не тебе этим заниматься, уж прости. Как их там звали Олег и Киргиз?
Я зову охрану, сказала Таня, шагая к выходу.
Пальцы сидящей Альбины схватили ее за ногу, сжали чуть ниже колена. Хватка у гостьи была жесткой и бесцеремонной.
Эй, постой, красавица, сказала Альбина. Глянь сюда, а?
Другой рукой она скинула куртку, освобождая зажатую в ладони зеленую ребристую гранату. Звонкий щелчок и в центр шатра, подскакивая, упало стальное кольцо.
Ваня отшатнулся в ужасе. Татьяна застыла на месте.
Лучше сядь, посоветовала Альбина. Мы же урок проводим, верно?
Таня медленно подошла к детям, села между ними, обняла за спины, стараясь почти не дышать.