Комар оскалился и начал засучивать рукава. Лёнька щелкнул кнутом по земле.
Рыпнешься, прилетит в глаз, заявил он почти ничего не выражающим голосом, стараясь подражать наставнику Андрею. В левый, с правого стрелять надо.
Так не честно! опять заголосил Пустобрёх. Отвалилось и правильно. Пусть стреляет, как все!
А ляхов ты тоже честно стрелять попросишь? всё тем же скучающим голосом поинтересовался Лёнька. Может, и мишень себе на заду нарисуешь? Там и пятак хорошо смотреться будет, да и язык к месту.
Всё равно не честно! Мартын завелся и уже явно играл на публику, заливая всё вокруг эмоциями, густо сдобренными негодованием. Мы не ляхи! Назад пусть делает!
Так в тебя пока никто и не стреляет поддержал игру приятеля Алексей.
А что, будешь? задохнулся Мартын.
Прикажут буду, спокойно ответил тот.
Прицел это инструмент, Тимка продолжал играть в гляделки с Семёном. Оружие это тоже инструмент. Инструмент честным или нечестным не бывает. Честно или нечестно делает тот, у кого он в руках. А лежал я перед цельным бояричем потому, что оный боярич приказал до конца занятия стрелять в мишень.
Семён хотел было что-то сказать, но вдруг взгляд скользнул за спину Кузнечику и лицо его потемнело.
Мы тут, тихо произнес за его спиной голос Захара. За спину не бойся.
Кузнечик непроизвольно сделал шаг назад, и понял, что это было ошибкой. На скулах командира гонцов заиграли желваки, а руки стиснулись в кулаки. Шевельнувшийся в руках Лёньки кнут быстро успокоил наметившееся движение и среди Сенькиного десятка, и среди тех, кто собрался за Тимкиной спиной. Тимка же Он вдруг расслабился, скованность отпустила, а лицо приняло спокойное, безмятежное выражение.
Позапрошлым летом Тимофей чуть не утонул. Речка, на берегу которой стояла слобода, в очередной раз показала свой поганый норов: построенное на её берегу громадное колесо ей почему-то очень не нравилось, и она постоянно пыталась подмыть русло и обойти его, чтобы не вращать эту тяжеленную штуковину. Мастера не сдавались, отгораживали камнями участок русла, чтобы всё равно направить часть её течения к огороженному каменной стенкой каналу, но река упорно сопротивлялась, пыталась стенку подмыть, и в её течении частенько возникали потоки и завихрения, которые норовили промыть какою-нибудь яму.
Вот в такой поток и попал Тимка, кувыркавшийся в воде вместе с другими мальчишками. Что произошло в тот момент, мальчик помнил очень четко, во всех деталях, а вот описать словами, рассказывая о происшествии, сильно затруднялся, так что вытаскивать из него эту историю приходилось и деду, и боярину Журавлю.
Из слов Тимофея выходило, что, попав в поток, который поволок его по дну в глубину речки, мальчик мигом потерял ощущение, где верх, где низ, и куда его несет река. Но вместо того чтобы запаниковать, мысли его вдруг очистились, став кристально ясными и спокойными.
«Вот так и тонут люди, спокойно, как будто издалека пришла мысль. Чего делать?»
Страха не было, точнее, он был, но воспринимался как что-то отдельное, существующее само по себе, пусть и находящееся рядом с сознанием Тимофея, но никак не мешающее осознанию передряги, в которую он попал. Тимка за какой-то миг умудрился оценить ситуацию, обдумать её со всех сторон, задержать дыхание и принять решение: надо грести туда, где светлее.
Сняли Тимофея с камня, торчавшего посреди реки, уже ближе к вечеру. Сам он сидел на нём, продрогший и оголодавший, никак не реагируя на крики с берега, и просто смотрел в чёрную воду. Он очень хорошо запомнил эти два своих состояния: и то, что надо плыть туда, где светлее, и чёрную воду, которая накатила на него, когда он уже выбрался на камень. Но главное, что во время критической ситуации, когда он считал, что ему или кому-то из тех, кто стоял рядом, угрожала опасность, мысли мальчишки вдруг освобождались от груза эмоций, и он начинал эту ситуацию считать.
Часто удавалось просчитать и выкрутиться, порой нет, за что приходилось мужественно терпеть порку. Журавль, уловивший эту Тимофееву особенность, старался развивать её, зачастую обостряя ситуацию даже после достаточно мелких шалостей. Разбирая с Тимофеем его проделки, он старался заставить мальчика «выскочить из себя», отойти в сторонку и посмотреть на ситуацию со стороны, просчитывая варианты возможных решений.
Но за такой расчёт всегда приходилось платить. Иногда после разрешения проблемы Тимофея всего лишь колотила лёгкая дрожь, а иногда наступал настоящий откат и тогда сознание заливала чёрная вода, как это случилось там, перед воротами крепости, когда они ждали ляхов. И тогда оставалось только одно как-то выбираться из неё, выгребая туда, где светлее.
Не тебе говорить про честно и нечестно! зазвенел голос Мартына, который увидел стоящую поодаль Красаву. Самого вон девки защищают! То-то вчера боярышне Евлампии серёжки подарил. Тоже мне, жених и невеста!
Сенькино лицо потемнело ещё больше. Кузнечик смотрел на всех как будто со стороны и складывал у себя решение ситуации. Он хорошо видел Мартыново злорадство, оценивающий взгляд прищуренных глаз Комара, напряжённое, показное спокойствие Леонида и Алексея, слышал сдавленное сопение Захара и Родьки у себя за спиной. И главное, он видел, как стоящего перед ним мальчишку медленно заливала тёмная вода.