Обижаешь, товарищ полковник... Я от природы человек во всем аккуратный. Сказано не навреди, я и не наврежу.
Подполковник Лукошкин хмыкнул в микрофон. В его боевой карьере бывали случаи, когда он, безоружный, голыми руками убивал вооруженного противника.
Обижаешь, товарищ полковник... Я от природы человек во всем аккуратный. Сказано не навреди, я и не наврежу.
«Рэнглер» остановился рядом с «Нивой», в обоих автомобилях открылись дверцы.
Готово, доложил подполковник Валеев. Где работать будешь, Анатолий Станиславович? Выгружать или тебя перегружать?
Сам перегружусь, если капитан разрешит.
Геннадий выбрался с переднего сиденья, чтобы Денисенко мог перебраться в «Рэнглер». Неудобство и той, и другой машины заключалось в том, что на заднее сиденье забраться можно только через сдвинутое и наполовину сложенное пассажирское кресло первого ряда, что в экстренной обстановке может дорого обойтись. Но эти автомобили были личными и по большому счету не предназначались для экстренных обстоятельств, если не считать таковыми условия повсеместного бездорожья, где «Рэнглер» и «Нива» чувствуют себя, как рыба в пруду, в родной стихии...
Теперь потянулось время ожидания. Спецназовцы прибыли в город слишком рано для того, чтобы начать работать в наиболее выгодных условиях, но приезжать позже было бы рискованно просто потому, что можно не успеть подготовиться. Правда, про запас оставался вариант с курящим ментом, который тоже просчитали. Когда он в очередной раз пожалует на крыльцо, можно было бы воспользоваться моментом. Но велика была вероятность и того, что дежурные пожелают отметить Новый год, выпьют спирта, как полагается в больнице, и после дозы крепкого напитка курящий мент уже поленится выходить и будет курить прямо за столом.
Но все сложилось благополучно, не считая почти вынужденного шестичасового ожидания. А ждать спецназовцы умели. Все они дремали, старались выспаться загодя; только один полковник Денисенко колдовал над своим «фейерверком» на заднем сиденье «Рэнглера». Рядом с ним сразу уснул еще не задействованный в работе подполковник Лукошкин. Анатолий Станиславович несколько раз косил глазами на соседа, желая, видимо, что-то сказать, потому что от природы был человеком разговорчивым, но, видя закрытые глаза подполковника, молчал. На передних сиденьях прикорнули подполковник Валеев и капитан Радимов.
«Подснежники» не доносили голосов и из стоящей рядом «Нивы», хотя там еще не спали просто выключили микрофоны, чтобы не мешать спать другим. Двое главных действующих и самых заинтересованных в исходе операции лиц, вне всякого сомнения, несмотря на привычку к нервным ситуациям, все же волновались больше других, хотя и не проявляли своего волнения внешне. Спать Кирпичниковым явно не хотелось.
Интересно, в шестнадцатом отделении общие палаты или камеры? спросил капитан Кирпичников непонятно кого, отца или подполковника Вельчанинова.
Не знаю, слегка отвлеченно, задумавшись о чем-то своем, сказал полковник. Ни разу не доводилось там лечиться. Судьба балует...
А кто тебе сказал, что там лечат? выдал со знанием дела Вельчанинов. Официально там проводят экспертизу психической вменяемости преступников и дают заключение, куда их отправлять на «зону» или в «закрытую психушку». То есть на такую же «зону», в которой «отдыхают» только психически невменяемые люди. В реальности все не совсем так. В каждой областной больнице есть такое же «шестнадцатое отделение». И подчиняются они руководству больниц только частично также ими управляют областные силовые структуры и центр судебной психиатрии имени Сербского. Многие разработки последнего апробируются именно в шестнадцатых отделениях. В том числе и многие из тех известных препаратов, с которыми нам иногда приходится работать. Я, например, точно знаю, что российский препарат скополамин испытывался на психически больных преступниках, применялся для их допроса. Изначально только для допроса... А потом уже пошел в широкое применение всеми спецслужбами. Часто там, где не было острой необходимости и законных оснований. Особенно во втором случае... И это не единичные эксперименты. Это система. А она, как я слышал, делает здоровых людей инвалидами.
Полковник промолчал. Геннадий вздохнул:
Спасибо, товарищ подполковник, утешили, называется...
Я не утешитель, капитан, я создаю у личного состава боевой настрой. Создался настрой-то?
Создался. Всех санитаров в этом отделении и ментов из охраны по камерам, и всем по лошадиной дозе самого сильного психотропного препарата. Заведующему отделением персональную дозу, такую как всем остальным, вместе взятым.
Создался. Всех санитаров в этом отделении и ментов из охраны по камерам, и всем по лошадиной дозе самого сильного психотропного препарата. Заведующему отделением персональную дозу, такую как всем остальным, вместе взятым.
Какой ты жестокий, капитан, зевнул подполковник. И мстительный. Люди работу свою делают, другого они не умеют. А ты сразу дозу... Вздремни лучше. Тебе ночью назад за рулем ехать.
Как обычно бывает при длительном ожидании, все вроде бы собираются бодрствовать, но в итоге вскоре засыпают. Заснули спецназовцы и в той, и в другой машине. Даже полковник Денисенко, завершив работу, смежил веки, потом вспомнил, что жена дала ему в дорогу парочку бутербродов; не открывая глаз, нашел бутерброды в сумке и съел их, уже засыпая.