То, что он сейчас испытывал, вполне могло называться помешательством. Под полотенцем к жизни пробудилась та часть его тела, которая никогда не слушала голос разума.
— Это лечение должно оказывать усыпляющее действие. — Нахмурившись, Гвендолин изучала его лицо.
Она казалась озадаченной, и в других обстоятельствах это позабавило бы Дориана, но только не сейчас.
Гвендолин сидела на краю ванны, он думал лишь о том, что у нее под платьем, и осторожно положил руку в сантиметре от ее платья.
— Лечение? — переспросил он. — А разве это не заклинание?
— Да, видимо, мне не хватило глаз тритона. Я полагала, ты должен ощущать приятную сонливость.
— Мой мозг уже дремлет.
Он коснулся пальцами складок муслина, и Гвендолин обратила внимание на руку, играющую тонкой материей.
— У тебя же болит голова.
— Сейчас это не так уж важно.
Хотя боль не ушла, его больше занимало то, что находится под муслином.
Мягкие кожаные туфельки… изящные щиколотки…
— А где чулки? Где ваши чулки, леди Ронсли?
— Я их сняла, — призналась Гвендолин. — Они ужасно дорогие… из Парижа… Мне не хотелось их порвать, когда я буду лезть в окно.
— Ты лезла в окно? — Дориан коснулся ее щиколотки, не в силах оторвать от нее глаз.
— Чтобы попасть в твою комнату. Я боялась, что ты можешь принять слишком большую дозу, и оказалась права.
Раствор в том флаконе был слишком концентрированным.
«Ну конечно, — вспомнил Дориан. — Она же говорила, что не позволит мне умереть до свадьбы, а теперь, видимо, решила не дать мне умереть до того, как я исполню свои супружеские обязанности».
Он и сам не хотел умирать до этого, черт побери его черную душу.
— Ты кинулась меня спасать, — произнес Дориан.
— Я должна была что-то сделать. Вскрывать замки я не умею, а ломать дверь — значит устроить жуткий шум, поэтому я выбрала окно. У вас не замерзнет рука, милорд?
— Нет. — Он погладил ее щиколотку. — Разве тебе она кажется холодной?
— Не могу разобрать, это твоя рука или моя нога? — Гвендолин сглотнула. — Мне очень тепло.
Дориан немного поднял юбку, и его рука скользнула вверх по той гладкой поверхности, которую исследовала.
«Она хотела получить больницу, — напомнил он себе, — и была готова заплатить за это любую цену».
А он хотел провести губами по дьявольски красивой ноге… выше… до самого конца… Взгляд метнулся к ее диким рыжим кудрям, и мозг услужливо нарисовал картину того, что Дориан увидит в конце путешествия.
Встретившись с ее взглядом, он окончательно потерял над собой контроль и обнял Гвендолин за талию. После теплой воды ему стало холодно.
— Ты простудишься. Сейчас я дам тебе сухое полотенце.
— Нет, иди сюда, — хрипло сказал он.
Не дожидаясь ответа, Дориан обнял ее мокрыми руками, на секунду прижал к себе, а потом опустился вместе с нею в ванну. Когда пахнущая лавандой вода сомкнулась над ними, его губы нашли ее рот, и он без всякой надежды на спасение утонул в пучине многообещающего тепла.
«В высшей степени непрофессионально, — ругала себя Гвендолин, обнимая мужа за шею, — ведь сексуальное возбуждение усиливает головную боль».
К сожалению, в медицинской литературе не упоминалось о лекарстве для охваченного страстью врача. Да и существует ли противоядие, если даже от легких прикосновений пациента у нее учащается пульс и с ужасающей быстротой повышается температура. Какое средство может ослабить сладостное воздействие его губ, какой волшебный эликсир спасет ее от дьявольского искушения, которое она испытала, когда язык мужа скользнул в ее рот.