— И добавил мысленно: «Так же, как и ты сама». — Надеюсь, дядя не слишком шокировал вас?
— Ничуть. — Девушка облокотилась на стол и положила подбородок на кулачки. — А вас?
— Нет, — улыбнулся Рэнд. — То есть не чрезмерно.
— А он очень мудрый человек, правда?
— Ему далеко за семьдесят, — задумчиво произнес Рэнд. — Он многое повидал на своем веку и, конечно, многое узнал.
— О женской натуре, — с улыбкой подсказала Джоселин.
— Помимо многого другого.
Она рассеянно провела пальчиком по узору на скатерти.
— Мне понравилось, как он сказал, что прошлое принадлежит прошлому.
— Я тоже так считаю. — Рэнд некоторое время испытующе смотрел на нее. — Вы отнеслись к нему очень по-доброму…
— Неужели вас это удивило? — Джоселин вскинула глаза.
— Ну… ведь он стар и временами несет такую ахинею…
— Я вовсе не нахожу, что он несет ахинею. Мне как раз показалось, что он мыслит очень трезво.
— Я о том, что он говорит, чего не следует и…
— Он прямо говорит то, что думает. Меня это восхищает. — Джоселин заговорила медленно, взвешивая слова: — А вот вы, как видно, в этом на него совсем не похожи.
— Простите! — Рэнд возмущенно уставился на нее. — Я всегда говорю именно то, что думаю.
— Неужели? — Девушка встала.
— Конечно. — Он тоже поднялся. — Не будьте смешной.
— Добавьте это к списку моих прегрешений. — Она сощурилась, и у Рэнда неприятно засосало под ложечкой. Он, очевидно, чем-то прогневал Джоселин, но убей его Бог, не понимал чем. — Вы удивлены, что я проявила к вашему дяде доброту, хотя ничего от этого не выгадала? Потому, что я чересчур меркантильна, чтобы наслаждаться обществом милого старика без надежды на какое-либо вознаграждение?
— Я вовсе не имел в виду ничего подобного. — Хотя были мгновения, когда у него мелькала эта мысль…
Джоселин, должно быть, прочитала что-то такое на его лице, и ее глаза вспыхнули.
— У меня раскалывается голова, милорд, и я удаляюсь в свои апартаменты. Одна.
— В наши апартаменты, — поправил он машинально.
— В наши апартаменты, — процедила она. — Тем не менее, буду вам очень признательна, если вы не покажетесь в спальне до конца дня. Сознаю, что это эгоистичная просьба с моей стороны, но боюсь, я слишком избалована, чтобы это меня тревожило!
Она резко повернулась и направилась к двери. Рэнд не совсем понял, что произошло, но твердо знал, что не хотел этого. Ведь он пытался ее похвалить!
— Джоселин, постойте. Я вовсе не собирался… Дядя просто очарован вами.
Она остановилась и раздраженно повела плечами.
— Ваш дядя славный, и очень мне понравился.
— Он считает, что я сделал отличный выбор.
— А сами вы что считаете? — повернулась она лицом к мужу. — Вы согласны с ним?
— Возможно.
— Возможно?
Рэнд поморщился. Прежде он никогда не допускал такую глупость — быть откровенным с женщиной. Почему же сейчас он изменил своим правилам? Наверное, на это его толкнул упрек Джоселин. Она обвинила его в том, что он говорит не то, что думает. Рэнд примирительно вскинул руки.
— Вероятно. Я хотел сказать — вероятно.
— Одним словом, несмотря на то что мы неплохо поладили, и то, что я старалась, или то, что вы в общем-то совсем меня не знаете — несмотря на все это, вы по-прежнему убеждены, что я мелочна, избалована, эгоистична и глупа!
— Я никогда не утверждал, что вы глупы. Разве это не свидетельствует в мою пользу?
— Это подразумевалось, — огрызнулась Джоселин. Конечно же, она была не права.
— Кстати, о пользе откровенности. — Джоселин скрестила руки на груди. — Сомневаюсь, что лорд Уортингтон такой уж мудрец, как мне показалось вначале.
— Почему же? — осторожно спросил Бомон, догадываясь, что ответ вряд ли придется ему по душе.
— Потому, что он судит о вас необъективно.