Отец уже ждал ее у входной двери, облаченный во фрак бордового цвета, серые панталоны и жилет в серую крапинку, выгодно оттенявший его убеленные сединами волосы.
Одежда сидела на нем как влитая, но все-таки Кейтлин больно было видеть, как отец сдал за последние несколько лет. Когда-то Донован Хармон был красивым мужчиной. Теперь, в возрасте шестидесяти с небольшим лет, под глазами у него залегли глубокие морщины, кожа стала тонкой и обветренной от беспрерывной работы на солнце, а глаза, некогда ярко-синие, как небо, поблекли. Он был почти на двадцать лет старше матери, когда они поженились. Должно быть, молодость и красота Мариан Симмонз были отчасти той причиной, по которой он так сильно в нее влюбился.
– Готова, дорогая?
– Да, отец. – Наклонившись, она поцеловала отца в морщинистую щеку и, отступив на шаг, окинула его с головы до ног критическим взглядом. – Ну и ну! Какой ты сегодня красивый!
– Спасибо, милая, – поблагодарил отец, чуть смущенно улыбнувшись ей.
В этот момент из тени под лестницей вышел Джеффри Сент-Энтони. Кейт и не подозревала, что он там стоит.
– А вы, мисс Хармон, выглядите просто потрясающе. Кейт присела в глубоком реверансе.
– Благодарю вас, милорд, – сказала она и, поднявшись, оперлась о предложенную им руку.
В модный Королевский театр, расположенный в Хеймаркете, они отправились в изящном черном ландо Джеффри. Кейт уже знала, что это самый большой театр в Лондоне и один из наиболее элегантных, что зрительный зал в нем построен в форме огромной подковы и в нем пять ярусов лож.
Поднявшись на третий этаж, они вошли в частную ложу маркиза Уэстера, забронированную Джеффри на этот вечер. С кресел, обитых темно-синим бархатом, прекрасно было видно и сцену, и оркестровую яму, и весь зал на целых три тысячи мест.
Состав зрителей был пестрым: от девушек – продавщиц фруктов и безвкусно, кричаще одетых дам полусвета до самых титулованных представителей великосветского общества. И Кейт подумала, что могла бы вместо оперы вполне удовольствоваться разглядыванием расфуфыренных зрителей.
– Я так рад, что вы согласились поехать, – вывел ее из задумчивости Джеффри, до того разговаривавший с отцом. Облаченный в темно-синий фрак, белый жилет и серые панталоны, Джеффри удостоился пристального внимания по крайней мере десятка женщин. – Надеялся... я думал... может быть, вы не будете против, если мы завтра...
В этот момент заиграла музыка, и Кейт с облегчением вздохнула. Джеффри был одним из самых преданных сторонников и щедрых спонсоров отца. И Кейт, и профессор высоко ценили его помощь и поддержку, но Кейт вовсе не собиралась потворствовать развитию их отношений. Она относилась к нему лишь как к другу.
Опера началась. Кейт поразилась раскованному до неприличия поведению зрителей: они так громко аплодировали Каталани – примадонне лондонской оперы, – что заглушали звуки музыки. Наконец все понемногу успокоились и стали смотреть представление, оказавшееся, как и обещал Джеффри, на редкость хорошим. Кейт искренне наслаждалась происходящим на сцене и наслаждалась бы и впредь, но вдруг заметила высокого, хорошо сложенного мужчину, сидевшего в соседней ложе и показавшегося ей знакомым. Сначала она подумала, что ошиблась. Не может быть, чтобы этот человек, сидевший рядом с очаровательной брюнеткой, был Рэндом Клейтоном. Однако его грациозные, уверенные жесты, улыбка, открывавшая ровные белые зубы, которую она слишком хорошо помнила, ясно дали понять ей, что никакой ошибки нет, это и в самом деле герцог. И Кейт почувствовала, как у нее упало сердце.
Напрасно пыталась она убедить себя, будто ей безразлично, что Рэнд так быстро ее забыл, явившись в оперу с другой женщиной. Сердце больно сжималось всякий раз, когда она замечала, как он наклоняется к роскошной брюнетке и что-то шепчет ей на ушко.