Рамиэль вновь взял в свои ладони ее левую грудь, потерся о нее лицом, лизнул затвердевающий от его прикосновений сосок и, улучив момент, припал к нему ртом. И в этот момент он стал частью ее тела. Их сердца забились в унисон, а дыхание слилось. Рамиэль коснулся горячим языком острого соска Элизабет, из которого когда-то лилось молоко, насыщая ее сыновей. И тут он представил, как она родит ему сына, как будет кормить его этой грудью, а потом предложит ее Рамиэлю. И он будет сосать ее до тех пор, пока не кончится все молоко, не ограничивая себя ни во времени, ни в своей страсти.
— Рамиэль, пожалуйста, ты должен помочь мне, я больше не могу, я не… — Элизабет не смогла договорить.
Рамиэль, продолжая активно ласкать губами и языком грудь Элизабет, нежно сжал зубами ее сосок, завершив тем самым необходимую для оргазма гамму ощущений. И затем он почувствовал, как выгнулось ее тело, как бешено забилось сердце и как волна наслаждения захлестнула ее.
В ту же секунду Рамиэль оторвался от ее груди и, закрыв рот Элизабет страстным поцелуем, принял в себя ее оргазм, сделав его своим. Через несколько минут она разжала руки и, резко откинув назад голову, тяжело задышала. Ее щеки были мокрыми от слез. Рамиэль открыл глаза и чуть не ослеп от яркого света газовых фонарей, светящих прямо в окна кареты. При виде плачущей Элизабет его сердце сжалось.
— Не плачь, дорогая. Это был всего лишь поцелуй, — тихо произнес он и слизнул с ее щек соленые следы слез. — Просто поцелуй.
Карета остановилась.
Рамиэль прижался лицом к нежной шее Элизабет, зная, что расставание неизбежно.» Он молился о том, чтобы ему хватило сил отпустить ее. Затем, глубоко вздохнув, он оторвался от Элизабет и сел обратно на свое место, словно и не было этих волшебных минут.
Она начала быстро одеваться, нервно пряча грудь под белую рубашку и зашнуровывая корсет. Затем натянула платье и накинула на плечи плащ.
— Разведись с Эдвардом Петре.
— Не могу.
Категоричность ее ответа не остановила Рамиэля.
— Я могу подарить тебе любовь, Элизабет. Что может предложить он?
— Моих сыновей.
— Но они никуда не денутся от тебя.
Элизабет взялась за ручку дверцы.
— Я должна идти.
Но Рамиэль не мог так просто отпустить ее, когда горечь разочарования переполняла его сердце.
— Я хочу тебя, Элизабет.
— А мой муж — нет, — отозвалась она ровным голосом. — Но ты, кажется, знаешь об этом больше меня, не правда ли? Неужели ты думаешь, что я собираюсь жить всю оставшуюся жизнь с человеком, который меня не хочет? — Ее голос гулко прозвучал внутри кареты. — Ты только что подарил мне незабываемые минуты, которые я навсегда сохраню в своей памяти. А теперь я должна идти. И пожалуйста, не приглашай меня больше танцевать. Я действительно не могу себе этого позволить.
Элизабет распахнула дверцу кареты и, не удержав равновесия, чуть не вывалилась из экипажа. Рамиэль поддержал ее. Оказавшись на земле, Элизабет быстро завернулась в свой плащ. Яркий свет газовой лампы, висящей над входной дверью, вспыхивал золотыми искрами в ее волосах.
— Я потребовала от Эдварда развода. Но это крайне невыгодно как моему мужу, так и моему отцу. Прощайте, лорд Сафир.
Дверца кареты захлопнулась прямо перед лицом Рамиэля. О том, что несколько минут она была вместе с ним, говорили лишь забытые ею шляпка и перчатки, да еле уловимый аромат ее тела.
Неожиданно Рамиэль осознал, что недооценивал Элизабет и скорее всего подвергал опасности не только ее репутацию.