И если тогда Элизабет выглядела бледной, то теперь казалась окоченевшей. Той самой холодной стервой, какой она представилась ему при первой встрече. И как же он тогда ошибался! Что этот негодяй с ней сделал?
Здравый смысл подсказывал Рамиэлю, что нужно подождать, пока Эдвард отойдет от своей жены. Их открытое столкновение при многочисленных свидетелях не привело бы ни к чему хорошему. Но ревность ослепляла — Элизабет принадлежала только ему, и он не потерпит, чтобы другой мужчина касался ее или причинял боль.
Рамиэль преодолел разделявшее их расстояние с твердым намерением поговорить с Элизабет.
— Миссис Петре.
На ее по-прежнему безжизненном и безучастном лице не отразилось ни радости, ни удивления, словно Рамиэль был пустым местом.
— Лорд Сафир.
Пальцы Эдварда конвульсивно сдавили руку жены, как если бы предупреждая ее о чем-то. Он прекрасно знал о страсти Рамиэля к Элизабет, так же как и Рамиэль знал о безразличии Петре к своей жене. Рамиэль был ниже Эдварда на дюйм и младше его на четыре года.
Он оценивающе смотрел на своего более опытного противника, зная о его слабых местах и взвешивая его сильные стороны.
— Я еще не имел удовольствия быть представленным вашему мужу.
В ответ Петре окинул Рамиэля тем же презрительно-оценивающим взглядом, губы его скривились.
— Мы не общаемся с людьми, подобными вам, сэр. С этого момента держитесь, пожалуйста, подальше от моей жены.
На какую-то долю секунды Рамиэль увидел все со стороны. Вот трое людей стоят друг против друга и ведут милую беседу. Элизабет с огненно-рыжими волосами, ее черноволосый супруг с длинными отвислыми усами и он сам, смуглый и светловолосый. Дальше, в глубине зала, танцуют пары, образуя замысловатые сплетения из черных фраков и пестрых женских нарядов, остальные гости либо прогуливаются вдоль зала, либо собираются группами, ведя неторопливые беседы.
— Думаю, это должна решать миссис Петре, — мягким тоном, в котором явственно звучали провокационные нотки, произнес Рамиэль.
— Я ее муж, и она сделает так, как я прикажу, — со зловещим торжеством в голосе парировал Петре.
Сердце Рамиэля быстро забилось, ожидание скорой развязки горячило кровь. На мгновение ему стало жаль, что Элизабет попала в подобную ситуацию. Но в то же время он чувствовал, что должен навсегда избавить ее от Эдварда Петре.
— Вы так считаете? Кажется, вы состоите в одном обществе, члены которого называют себя уранианцами, не так ли, Петре? А миссис Петре знает о вашем увлечении поэзией?
Словно оглушенный, Эдвард недоверчиво смотрел на Рамиэля. Но тут же на смену шоку пришел гнев. И то и другое лишь подтверждало правоту Рамиэля.
— Отпустите ее, — мягко произнес он. Все еще не желая верить в свое поражение, Петре тем не менее отпустил руку жены. Гримаса исказила его лицо.
— Скажи Сафиру, что ты не потерпишь его общества.
Карие глаза Элизабет по-прежнему ничего не выражали. Эти глаза не могли принадлежать женщине, которая совсем недавно парилась в турецкой бане и ела пахлаву. Они не могли принадлежать женщине, которая, держа в руках кожаный фаллос, рассказывала Рамиэлю, как в юности она пыталась заглянуть под фиговый лист на статуе мужчины. Днем графиня предложила Элизабет отослать его, но она захотела, чтобы он остался. Они все вместе ели пахлаву. И вот теперь Элизабет собиралась от всего отказаться.
Миссис Петре разжала бледные, бескровные губы.
— Прошу простить моего мужа за его грубость, лорд Сафир.
— Элизабет! — брызжа слюной, зашипел Петре.
— С меня довольно, Эдвард! Я не потерплю, чтобы ты разговаривал со мной в подобном тоне. — Она не сводила глаз с белого галстука-бабочки Рамиэля. — Я буду общаться и танцевать с кем захочу.
Ликование обожгло Рамиэля, как подогретый коньяк. Она выбрала.