В сгущающейся темноте лицо Ребекки казалось белым, словно у привидения.
— Зайдешь на чашку чая, Элизабет?
— Нет, спасибо, мама. Мне нужно домой, чтобы переодеться к ужину.
— Тед Хэммонд — очень честолюбивый молодой человек. Он будет весьма полезен Эдварду.
— Да.
— Элизабет…
Пальцы Элизабет сжали ручку дверцы.
— Да?
— Твое решение никак не связано с лордом Сафиром, не правда ли?
Она хотела получить развод из-за Рамиэля… или из-за Эдварда? Теперь Элизабет знала, что эротические желания женщины не превращали ее в распутницу. Но действительно ли это толкало Элизабет к разводу — может, она просто жаждала своего наставника?
Она чувствовала, как глаза матери внимательно следят за ней из темноты… и ей невольно вспомнился колючий взгляд этих же глаз, когда она танцевала с Рамиэлем.
— Ты же сказала, что подобные мужчины не обращают внимания на таких женщин, как я, мама.
— А ты ответила, что находишь его привлекательным.
— Так оно и есть, но я и Эдварда считаю красивым.
И если ее красавец муж не хотел делить с ней постель, то с какой стати этого захочет лорд Сафир? Элизабет содрогнулась. Особенно если он увидит ее обнаженной.
— Я не позволю такому человеку угрожать карьере твоего отца и мужа.
Карета замедлила ход и остановилась у крыльца.
— Лорд Сафир не имеет никакого отношения к их деятельности.
По крайней мере это было правдой. Дверца кареты открылась, и струя холодного, промозглого воздуха ворвалась внутрь.
— В багажнике лежат пакеты, Уилсон.
Старый лакей, служивший в этой семье всю свою жизнь и давно ставший неотъемлемой ее частью, слегка поклонился перед тем, как предложить руку Ребекке и помочь ей выйти из экипажа.
— Слушаюсь, мадам.
— Спокойной ночи, мама.
— Элизабет. — Ребекка задержалась, выходя из кареты. Элизабет невольно напряглась.
— Да?
— Мужчины — эгоисты. Они всегда ставят на первое место свои желания, а не нужды детей. Забота о ребенке — это долг женщины. Такой мужчина, как лорд Сафир, не потерпит, чтобы чужие сыновья, у которых к тому же есть свой родной отец, мешали ему наслаждаться жизнью.
Ребекка, шурша складками шерстяного пальто, быстро вышла из экипажа; дверца кареты с шумом захлопнулась за ней, оставив Элизабет в одиночестве. Она откинулась на спинку кожаного сиденья, чтобы меньше чувствовать тряску, и, повернув голову в сторону окна, стала наблюдать за проплывающими мимо улицами. Смеркалось, и уличные фонарщики зажигали первые фонари, ловко взбираясь вверх по столбам и оставляя после себя вереницу золотых, светящихся шаров.
Могла ли она предположить, что ее занятия с Рамиэлем приведут к такой развязке? Хватило бы у нее смелости обратиться к нему, если бы она знала, что ее занятия по обольщению мужа приведут к разводу?
Если она решится идти до конца, то в результате может лишиться всего и остаться в полном одиночестве, даже без спасительного фасада счастливой семьи. Хватит ли у нее сил пройти через это испытание в одиночку?
Ставила ли она под угрозу будущее Ричарда и Филиппа, страстно желая мужчину, который не был ее мужем? Мужчину, который, по словам Ребекки, не станет терпеть присутствие ее сыновей?
Как только карета остановилась перед городским домом Петре, Элизабет распахнула дверцу 'экипажа и выпрыгнула наружу. Бидлс, стоявший на последней ступеньке крыльца, открыл рот от изумления, пораженный неприличным поведением хозяйки.
— Пожалуйста, пошлите Эмму в мою комнату, Бидлс.
— Слушаюсь, мэм.
Элизабет подобрала подол своего платья и, с трудом переводя дыхание, побежала вверх по лестнице. Корсет был слишком туго затянут, еще чуть-чуть — и она упадет в обморок от недостатка воздуха. И все же это легче переносить, чем гнетущую, свинцовую тяжесть в сердце.