Гул проводов усилился, где-то под полом зала проснулось большое и страшное сердце, начавшее качать кровь для питания всего этого железа, стекла и пластика.
Чего стоишь? Иди уже в камеру трансформатора, ткнула пальцем Ката в спину старуха. Этим рейсом лифт привез именно ее. Дай проехать.
Сталкер, не оборачиваясь, пошел к двери с праздничным сиянием. Сзади прошуршали колеса инвалидного кресла, толстуха подъехала к одному из мониторов и довольно споро подсоединила свисавший со стола кабель к планшету, вытащенному из кармана серого халата.
Ни команд, ни переговоров в зале. Ни уточнения каких-либо деталей. Молчание. И свора рабочих муравьев, цепко перебирающих лапками по приборам.
Реактор в норме. Трансформаторы в норме. Мощность системы ноль шестьдесят три от максимальной, совершенно другим, молодым и радостным, что ли, голосом сказала старуха. Никто не откликнулся, но ей это было и не нужно. Иди в камеру А-трансформатора, паренек. Сегодня великий день.
Рюкзак прошелестел кто-то.
Не важно. Теперь уже ничего не важно! откликнулась «тридцать эсэс». Пусть идет.
Кат потянул на себя дверь. Несмотря на свою массу и ощутимый даже со стороны гигантский вес, открылась она легко и беззвучно. В глаза ударили тысячи светящихся шаров установки. Стеклянных сфер. Близнецов той, что полгода лежала у него в рюкзаке, завернутая в грязную тряпку.
Садись в кресло и расслабься. Все будет хорошо, прохрипел невидимый динамик.
Хорошо не будет никогда, ответил Кат. Мы прокляты этим миром.
Значит, придется строить новый, отозвался динамик и замолчал.
Молнии в тысячах шаров танцевали свое привычное беззвучное танго, пока еще не вырвавшиеся наружу, но близкие к этому.
Одним богам если они где-то все-таки есть известно, зачем Кат полез в рюкзак и достал темный немой шар. Близость установки не пробудила в устройстве силы, не зажгла свет, но, наверное, именно это и было нужно.
Сталкер уверенно вытащил из одной ячейки действующую сферу, опасаясь обжечься но нет, она была прохладной, не теплее ручки массивной двери за спиной, и бросил под ноги. А на ее место вставил свою, черной точкой выделявшуюся среди буйства красок. Потом швырнул на пол рюкзак и уверенно сел в кресло.
Праздник так праздник, он пришел со своим подарком.
Кто заставил его сделать так, а не иначе, кто невидимый толкнул под руку?
Даже если мрачные боги Ката существовали, они были немногословны. Промолчали и сейчас. Не время и не место отвечать на незаданные вопросы.
Открытые пасти капканов, на которые он положил руки, захлопнулись. Такие же фиксаторы мягко, но уверенно зажали ноги. Подголовник обнял затылок. Кресло чуть поднялось, подстраиваясь под рост человека, немного откинулась назад спинка.
Кат смотрел на игру молний и не думал.
Ни о чем.
Ни о ком.
Так бывает, если потерять все.
В начале было не слово теперь он знал это точно. В начале был Свет. Именно так, с большой буквы. Ослепительный белый свет, ударивший в глаза. Хотя Кат опустил веки и постарался отвернуться, ничего не изменилось: невыносимое сияние било со всех сторон. Изнутри головы самого сталкера. С неба и из-под земли. Оно не имело смысла и логики, оно само было ими.
Ныне, присно и во веки веков.
над землей мороз, что ни тронь все лед прозвучало откуда-то.
Кат больше не видел сфер, камеры, кресла и самого себя. Более того он даже не ощущал свое тело. Его больше не было.
Осталась точка посреди ровного белого сияния, черная точка, которой и был теперь он сам. Душа. Разум. Суть человеческая.
Голос смолк. Творец сказал, что хотел, и умер в безмолвии того самого апреля.
Дальше началась странная карусель из запахов, мерцания, смены верха и низа этого места вне пространства. Звуки появились после, но были странными. Какофония из военных команд, детского плача и ворчания старика Митрофана:
Снова ты, Шурик, не то спрашиваешь. Не о том. Но тебе жить, я-то свое уже
Кату снова пять. Он играет старой машинкой без колес, принесенной в убежище с поверхности. Вокруг подвал «Автовокзала». Рядом как обычно молча возится брат, выкладывая из камней одному ему понятный узор, а сам Кат поднял голову и слушает старика соседа. Скоро вернется мама, совсем скоро, а пока
Какой же ты дурак, Сашка! Какой же дурак говорит Консуэло.
Не такая, какой он запомнил на Базе при расставании, нет! Ей пятнадцать, и она действительно самая красивая девушка на свете, пусть и свет тот размерами с невеликое подземелье рядом с водохранилищем.
Старайся в голову! Иначе не выйдет, это уже Груздь.
Лохматый, кряжистый, с кажущимся детской игрушкой карабином в мощной лапе.
Свет становился невыносимым. Кат понимал, что сейчас будет им полностью стерт. Понимал, как становятся порчами это хуже смерти. Или лучше. Тут уж кому как.
Он видел мать и как себе представлял по единственной фотографии отца. Над чем-то хмурился Книжник, грызя карандаш, смеялся Винни, тряся еще длинными волосами, печально улыбнулся из светлого пятна Буран. Люди, которых больше не было. Которых не будет никогда.
Внезапно он увидел совершенно незнакомого человека среди этой галереи покойников. Совсем молодой, но крепко небритый парень. Контраст черной щетины почти до глаз и абсолютно седых волос, прядями прикрывавших лоб они торчали из-под старой бейсболки с неясно различимой эмблемой. Кто это? И зачем он здесь?!