Кабинет был только у Джулиана. Всем остальным выпадало работать посменно за горячими столами, постоянно мигрируя по всему бескрайнему открытому морю компьютеров. Даже Малике приходилось логиниться на каком достанется мониторе, чего она не выносила на дух. В Оксфорде у нее бы имелся свой кабинет, отделанный дубом.
Она двинулась за Джулианом в его великолепную приемную.
Ну что же, профессор Раджпут. Как там наш #ГордыйМужинист и страшная угроза, что мужчин вычеркнут из истории? спросил он.
Отлично, ответила Малика. Прет как лесной пожар. Столько настоящих перепостов, что нам уже через час-другой почти не понадобилось толкать это все при помощи ботов. Я сама себя лишаю работы.
Нисколько. Если все получается как надо, это исключительно благодаря чрезвычайной точности вашей адресации.
Ну, моя часть работы довольно простая на самом деле. Если в математике соображать.
В том-то вообще-то и дело, дорогая моя. Если соображать в математике.
Повисла пауза. Малика выжидала. Она догадывалась, что к себе в кабинет Джулиан вызвал ее не для того, чтобы спросить, как поживает один из их особых хештегов. Для этого достаточно глянуть на монитор.
Малика? произнес он в конце концов. Вы никогда не задумывались, откуда мы берем наши исходные данные? Реальную, так сказать, информацию, которую далее ваши алгоритмы перемешивают и сопоставляют, чтобы отыскать благодатную почву для наших клевых постов и твитов?
Возможно, это проскакивало у меня в мыслях, кажется, осторожно ответила Малика. Следовало задуматься?
Джулиан расплылся в улыбке, которая подразумевала непроницаемость.
Ладно. Давайте сформулирую иначе. Допустим, я бы вам сообщил, что получена та информация не целиком вбелую. Вы бы что на это сказали?
Смахивало на некое испытание. И испытание это Малика намеревалась выдержать. Она двадцатидвухлетний математик, получающий шестизначную зарплату в сверхсовременной, сверхкрутой передовой компании в самом сердце Сити. Жизнь приключение, и Малика не собиралась запороть шабашку, какие выпадают раз в жизни, из-за мелочной нравственности. Да какая нравственность вообще в пост-Трамповы времена. Главное не вляпываться ни во что самой, а в остальном Малика вполне готова не лезть с вопросами.
Я бы сказала нуачо. Очевидно, что не вбелую, мы же с личными сведениями возимся. Намек в самом обозначении.
Джулиан одобрительно хохотнул.
Именно! Молодчина, фонарик. Годный ответ.
И, уж раз на то пошло, я почти уверена, что знаю и то, как вы их добываете, сказала она, пользуясь добытым преимуществом в разговоре.
Правда? Ну-ка, ну-ка.
Надо полагать, используете разновидность трюка, разработанного Кембридж Аналитикой[22] за первое голосование по Брекзиту сколько-то лет назад. Исходную выборку набираете законно думаю, каким-нибудь онлайн-опросом во всплывающем окне.
Стофунтовенько! Дайте девушке пирожок. Больше четверти миллиона таких, вообще-то. В среднем по цене от пяти до десяти американских долларов за штуку. Недешево.
А, предложили заплатить, значит. Я так и думала.
Вы знали? Джулиан провел рукой по своим клевым волосам. И с чего же вы взяли?
С того, что для получения этих денег человеку нужно щелкнуть по вашему приложению и получить код платежа. Бинго! Вот вы и в компьютере у этого человека! Внезапно четверть миллиона тех анонимных анкет привязана к конкретным личностям. Вы знаете, кто они и где живут.
Джулиан не ответил. Все так же улыбался, приглашая ее продолжать.
И вдобавок вы у них в профилях на Фейсбуке, добавила Малика.
Да. Кивнул.
Это означает, что вы можете соотнести подробности, сообщенные в анкете того или иного человека, со всей онлайн-жизнью этого человека. С каждым лайком, постом, поисковым запросом. Вы составляете невероятно сложные портреты настоящих физических людей. Людей, которые понятия не имеют, что какая-то занятная маленькая компания с довольно нелепым названием знает о них буквально столько же, сколько знают они сами.
Вы у нас умная девочка, да?
Но что еще круче, продолжила Малика, гораздо, гораздо круче: благодаря этому щелчку по приложению с оплатой у нас есть прямой доступ ко всем профилям их френдов в Фейсбуке.
У нас?
Малика так выразилась сознательно и порадовалась, что он уцепился за это.
Да, у нас, Джулиан. У нас есть четверть миллиона ни о чем не подозревающих людей, о которых мы знаем все, плюс сотни их сетевых друзей, о которых мы в силах предположить едва ли не столько же, таким образом получаем копилку из примерно двадцати пяти миллионов человек, чьи имена и адреса нам известны и к чьим страницам в Фейсбуке у нас есть доступ. Это позволяет адресовать любой продукт, какой наши клиенты пожелают продать людям, так, чтобы с наибольшей вероятностью склонить их к покупке. Она примолкла на миг. В данном случае английскую независимость.
Джулиан выдал широченную зловещую улыбку.
Очень хорошо, произнес он. Вы во всем разобрались. Я подозревал, что, скорее всего, у вас получится.
Конечно, подозревал. Он ее проверяет. Изобрази она невинность, он бы, возможно, решил, что ей нельзя доверять. А так он ее привязывает к себе. Превращает в сообщницу. Юристом она не была и не понимала, противозаконны ли подобные поступки, однако все это, несомненно, безнравственно и против всех и всяческих норм делового поведения. Отныне, если ей когда-нибудь придет в голову на него стучать, предстоит крепко подумать, не лучше ли сперва обсудить условия мировой.