Мы чуть постояли на перекрестке, пропуская автобус, развозящий всяких офисных бурундуков к рабочим закуткам и возвращавший из порта работяг. Водитель, длинный тощий африт, ничем не выделялся среди обычных людей. Если не считать форменной фуражки, выпиравшей в двух местах рожками и ростом, явно не находищимся в рамках нормы.
Да, это Ночной город, спокойно соседствующий с дневным Нью-Йорком.
Открытая лавка старьевщика О, да, в нее я заперся сразу, поселившись в районе. Магазин не магазин, склад не склад, всего понемножку, одним словом лавка, пусть такое тут не в ходу. Хозяин, старый дед, сухой и длинный как жердь, оказался эмигрантом. Эмигрантов тут пруд пруди, особенно с окраин моей то ли бывшей, то ли никогда ей не ставшей, родины. Желчный чернокнижник Кислинский понаехал в Ночной Город с самого Киева. Ко мне относился странновато, но принимал за своего. Особенно после моего нежелания изымать у него довольно страшноватую коллекцию, хранившуюся в подвальчике дома, что он выкупил под магазин и собственное жилье.
Я, видно, ухмыльнулся воспоминаниям. Ворон, вроде бы смотревший только вперед, но, на самом деле, видевший все, осклабился. Думаете невозможно осклабиться, имея клюв? Я вам завидую, вы не видели Ворона, довольно скалящегося очередному доказательству человеческой дурости в моем лице:
Кроу, ты вместе с жетоном отдал те опилки, что заменяют тебе мозги? Чего улыбаешься, дурачок-простофиля?
Сказки, надо полагать, Абак тоже читал. Все чудесатее и чудесатее.
Вспомнилось кое-что
Ты про дерьмовую коллекцию дерьмовых предметов культа в чулане того поца?
Абак мотнул клювом на лавку Кислинского, давно оставшуюся позади.
Ты-то откуда в курсе?
Ворон предпочел не ответить.
Да, коллекция у Кислинского была так себе. Инкунабулы, рассыпающиеся от времени. Заспиртованные младенцы с явными признаками то ли вырождения, то ли стороннего вмешательства в процесс внутриутробного развития. Засушенные чучела совершенно мерзопакостных уродцев, больше всего напоминающих явные неудачи таксодермистов.
Ты-то откуда в курсе?
Ворон предпочел не ответить.
Да, коллекция у Кислинского была так себе. Инкунабулы, рассыпающиеся от времени. Заспиртованные младенцы с явными признаками то ли вырождения, то ли стороннего вмешательства в процесс внутриутробного развития. Засушенные чучела совершенно мерзопакостных уродцев, больше всего напоминающих явные неудачи таксодермистов.
И во все это желчный старик цеплялся как в неотъемлимые части самого себя. Тряс древними бумажками за подписью святейшего Синода, каким-то образом разрешившего ему пользование всем этим хламом взамен оказанных услуг и документами таможни, пропустившей груз после осмотра специального отдела Портового управления.
За ночь, кстати, ничего не случилось, Кроу, каркнул Ворон, можно сказать все тип-топ.
Мне, в его обществе, порой сильно хотелось перейти на совершенно обсценную лексику, чтобы оценить всю глубину познаний Ворона о моем настоящем происхождении. Но что-то удерживало, вероятнее всего уважение к древнему и благородному роду Старых. Не иначе.
Все настолько спокойно, что ты сам успел подремать?
О, удивился Абак, у меня перья сзади кудрявятся?
Салон пахнет дымом не так сильно, как обычно.
Ты просто настоящий Нат Пинкертон, заключил Абак, начинаешь приятно удивлять, Кроу.
Ба, меня похвалили, ну, надо же.
Мой тебе совет, Кроу, каркнул Ворон, старайся не высовываться сегодня из моей машины больше, чем оно того станет требовать. И, да, из-за тебя мы точно не поедим блинчиков.
Кто растрепал?
Что именно растрепали? Лишение меня жетона со стволами. Нам, честным простым парням из 13, не особо положено держать дома левое оружие. Во всяком случае моя хозяйка такого не позволяет. С одной стороны это жуткий минус с другой никто не вопрется в дом панны Ковальска с незаконными стволами, такова её воля и инструкции, вложенные в стены дома. Кто рискнет связаться с ведьмой, помнящей Шпренгера с Инститорисом? Ну, явно немногие.
И вот именно по этой причине, одной из, мы катимся в «Тихий лес». Межинский продаст мне ствол, либо даст в качестве извинения, либо Либо не знаю, что там произойдет. Как не странно, оружие, купленное у него в дом пани Ковальски можно проносить. Но не всем, мне вот, например, можно.
За городом оказалось симпатичнее, чем в городе. Здесь также серело и моросило, но золото и багрянец все также держались. Мы подкатили к клубу и Абак, самым решительным способом, отправился вместе со мной. Хотя, случись у нас серьезная разборка, вмешиваться Ворон не станет, не его это дело.
А, большевик, улыбнулся Межинский, давно не виделись.
Надо поговорить.
Есть что сказать? улыбка не пропала, но стала дежурной.
Настоящему мужчине всегда есть, что сказать.
Это уж точно.
Угловой стол, тишина, тихое бряканье клавиш в углу. Эмиль, всклокоченный и явно не выспавшийся, музицировал, странно переходя от минора к мажору, по ходу дела отхлебывая из высокого стакана что-то ядреное. Ядреность угадывалась по красным пятнам, вспыхивающим после каждого глотка все сильнее.
Вежливость заставила поинтересоваться: