Я сказала, вставай.
Открыв глаза, я увидела довольных девочек. Шарлотта хлопнула в ладоши и пнула под столом Даниэлу, чтобы она повторила за ней. Мама пылала.
Дон, услышала я его тихий голос. Довольно. Она расстроена. Знает, что не права. Оставь ее.
Он был таким всепрощающим. Неплохим человеком, и мне, возможно, надо было смотреть ему в глаза, когда я разговаривала с ним или иногда называла по имени.
Вставай, Сабина. Ты поужинала. Теперь иди.
Я не добралась до своей комнаты. Мама прятала в гараже в старом ящике ненужные нам вещи из того дома, и я иногда приходила туда, чтобы устроиться на нем и почувствовать их под собой. Я засовывала внутрь руку, но никогда не доставала вещи, чтобы девочки не увидели. В маленьком гараже пахло сыростью, чем-то похожим на плесень и маслом, скопившимся под минивэном. Здесь было темно, никаких окон. Угол с ящиком напоминал кокон, и я свернулась в нем, стараясь плакать беззвучно.
Наверное, прошло несколько часов, прежде чем она пришла ко мне и извинилась. Ей было очень стыдно. И мне тоже. Мы обе поступили ужасно, друг с другом тоже, и не скоро примем прощение. Она обняла меня в темном углу, и я перестала трястись и успокоилась. Она снова стала самой собой.
Почему ты столько времени проводишь здесь? спросила она. Тут пахнет.
Зачем мы вообще к нему ходили? парировала я. Правда ради денег?
Он нам должен. И я была готова попросить.
Я прижалась лицом к ее плечу, роняя слезы на ее футболку.
И куда бы мы с ними поехали?
На эти деньги она не купила бы машину или новую пару обуви. Они не оказались бы на сберегательном счете, чтобы набежали проценты. Они не для моего будущего фонда для колледжа или нашего отпуска к Ниагарскому водопаду. Она ничего не сказала, но я поняла.
Главным секретом было не то, что мы ходили в его галерею и просили у ее бывшего денег. А то, как она поступила бы с деньгами. В зависимости от того, сколько бы он нам дал, мы могли бы поехать куда угодно или остаться в штате и выбрать любой городок. Город с тротуарами повсюду, различными направлениями, от реки к реке, от моста к мосту находился в пределах нашей досягаемости. А теперь снова был для нас потерян.
Она обнимала меня, а я ее. Она умоляла простить ее, и я сказала, что прощу. Гараж наполнился запахом масла вперемешку с бензином.
Меня испугал грохот у окна.
Появилась голова. Снова Моне, которая находилась на пожарной лестнице прислонилась к черному каркасу между воздухом и кирпичом, чтобы вытянуть ноги. В окно заглядывали лишь ее лицо и один локоть. Тело же как будто повисло над городом.
Привет, сказала она как ни в чем не бывало, словно не ушла к себе в комнату, не попрощавшись. А сейчас не появилась тут без приглашения.
Почему ты не пользуешься лестницей?
Держи, сказала она. В ее руке лежала купюра в двадцать долларов. Мне кажется, ты выиграла пари по Фреди, или я. В любом случае держи. Они твои.
Я не хотела брать у нее деньги, но, когда она положила их на подоконник, не отодвинула их. В воздухе на секунду запахло бензином, и я вспомнила свою маму. У нее был секрет, которым она со мной не поделилась, насчет несчастного случая, который произошел в этом доме. Если бы она знала, что я здесь, то прибежала бы и показалась у двери. И что бы я тогда сделала? Уехала с ней домой? Притворилась, что меня нет и попросила всех прикрыть, вынудив ее вытащить на улицу ящики со старыми полотенцами и никому не нужными свитерами, чтобы завершить этот спектакль?
Моне смотрела на шкаф. Возможно, думала, я спрятала в него мамин портрет, так как на стене он не висел. Я не понимала, зачем она хотела его видеть, почему не могла допустить, чтобы он принадлежал только мне.
Нас связала ночь. Теперь она знала обо мне то, что я считала не известным никому. В то же время я о ней не знала ничего, по крайней мере того, что точно было правдой.
Я слышала вас с Гретхен на лестнице, сказала она.
Я закатила глаза.
Она настойчива.
Но Моне не улыбалась и не шутила. Меня озадачило ее серьезное выражение лица.
Твоя мама действительно никогда не рассказывала о несчастном случае, произошедшем с ней?
Ты о нем знаешь?
Она кивнула, словно знала все без исключения.
Она настойчива.
Но Моне не улыбалась и не шутила. Меня озадачило ее серьезное выражение лица.
Твоя мама действительно никогда не рассказывала о несчастном случае, произошедшем с ней?
Ты о нем знаешь?
Она кивнула, словно знала все без исключения.
Я иду наверх, сообщила она. Пойдем.
Она вздернула подбородок. Я понимала, что она имела в виду крышу, хотя выходить туда запрещено. Замешкалась, и она наклонилась.
Ты разве не хочешь полюбоваться видом?
Я хотела. Хотела увидеть оттуда очертания города. Хотела точно знать, так ли описывала его мама. Она говорила, он отдавался электрическим импульсом в пальцах ее ног, завладевал ее глазами, прожигал, отчего за закрытыми веками еще несколько часов после, во время сна, она видела танцующий город, словно на стене висел рисунок. Я всегда думала, если бы на этом рисунке не появилась я, она бы навечно прижала к себе эти огни и решила стать одним из них. Она бы осталась.