Я приблизилась, прижимая к своей груди мамино лицо. Что-то подсказывало мне, что так надо. Я подошла ближе, и Моне оказалась права я осторожно ступала на одну ногу.
Когда я оказалась ближе, портрет над полкой переместился. Кэтрин устроилась у самой рамки, где стекло встречалось с воздухом. Вокруг нее и ее рта собрался белый туман. Вот только это не туман, а ее теплое дыхание, задержавшееся за этим холодным стеклом.
Ты тоже спускаешься сюда и разговариваешь с ней? спросила Моне.
Я испугалась, услышав за собой ее голос.
Нет. Ни разу такого не было. Я не могла себя заставить после того первого вечера в моих руках свеча, на крыше над головами мерцает голубой свет.
Можешь вообще представить? сказала Моне. Она стояла сбоку от меня. Черные глаза Кэтрин сосредоточились на ней, как сначала на мне.
Представить что?
Каково быть ею, наблюдать за нами из-за стекла каждый день и ночь и не мочь ничего сделать.
Моне убрала за ухо прядь светлых волос, и я уставилась на открывшееся взору крошечное и глубокое отверстие, прокладывающее путь в ее голову. Опал на моем пальце нагрелся.
Как думаешь, она нас видит? Я знала ответ на этот вопрос, если позволить себе подумать об этом. А Моне?
Ты знаешь, что видит. Это был ее дом, и она все еще в нем. А мы заняли его. Закидываем грязные ноги на ее мебель тянем свои грязные лапы к ее вещам говорим о ней так, словно ее здесь нет. Вот о чем я иногда думаю. Но порой мне приходит в голову, что она, возможно, не хочет оставаться одна. Никогда. Поэтому следит за этим.
Мы с Моне посмотрели друг другу в глаза. Моя рука нагрелась и прижалась к груди за картиной, сердце колотилось.
Нам нужно поговорить, сказала Моне. Но не здесь.
Она показала на полку. Не перед ней.
Портрет потемнел, за стеклом что-то задрожало. Эта дрожь волной прокатилась по моему телу, как во время землетрясения. Мы ее расстроили.
Появилось чувство, что она знала, о чем хотела со мной поговорить Моне, и намеревалась держать меня в неведении. Меня как будто кто-то толкал назад, в пыль и темноту, на золотистый пол. И пусть я становилась мягче, от дурманящего чувства онемения кружилась голова и часть меня почти хотела погрузиться в это, но другая часть рванула со всех ног и направилась к лестнице.
Я снова пришла в себя, только когда положила руку на перила.
По пути наверх нам никто не попался навстречу казалось, все в этом доме спрятались за закрытыми дверями, выключив на ночь свет. Но мы не были одни. Хоть мы и покинули гостиную, я все еще ощущала ее взгляд на своей спине. Взгляд снизу, взгляд сверху. Портреты проживающих в «Кэтрин Хаус» девушек очнулись, тогда как настоящие жильцы спали. Девушки стояли за стеклом с серыми лицами и мрачными взглядами. Они смотрели на меня так, как никогда прежде, словно знали. Не осталось незамеченным то, что я сделала сегодня к чему Моне подстрекнула меня, какой вопрос мы затронули, разговаривая внизу. Они опасались меня.
Я ускорилась, хотя лодыжка болела.
Моне молча направилась в свою комнату этажом ниже. Между нами будто было нечто наэлектризованное, оголенный провод. Но все изменилось, как только настал комендантский час и мы вернулись в дом.
Я думала, ты хочешь поговорить? крикнула я ей вслед. Она не ответила.
Когда я свернула за угол, направляясь на свой этаж, вниз спускалась Гретхен, ее тень так возвышалась надо мной, что я даже не поняла, кто или что ко мне приближалось.
Что она здесь делала? Ее комната не на пятом этаже.
Увидев меня, она схватила меня за руку и притянула к себе.
Моне просила не разговаривать с тобой, сказала она, но ты же сделаешь это, да? Поможешь Кэтрин?
Я вырвала руку. Она еще болела после той ночи в лесу, и к этой боли добавились острые ногти Гретхен и сильная хватка.
Помогу в чем?
Нам нужно ее пробудить. Она пытается нам что-то сказать, и мы не знаем что. Книга ни о чем не говорит.
Что-то в Гретхен было не так, ее глаза блестели настойчивостью. Меня это нервировало.
Ты была в моей комнате? спросила я.
Как я могла быть в твоей комнате? Твоя дверь заперта. Здесь никто не запирает двери, не знаю, зачем ты это делаешь. Что прячешь? Почему ты здесь?
Что ты имеешь в виду? Мне была нужна комната, просто ответила я. Я позвонила, и здесь оказалась свободная.
Сюда никто не звонит в поисках комнаты.
Но я позвонила. Как будто приехала сюда по мановению волшебной палочки. В мгновение ока. Ради свободной комнаты, в которой я так нуждалась. И все равно это было реально я могла прикоснуться к стенам, чувствовала под ногами лестницу.
Что это? спросила Гретхен.
Я держала в руках холст и не собиралась ей его показывать. Когда она потянула за него, чтобы развернуть, я не отпустила его, словно он привязан ко мне.
Тебя как будто кто-то ударил по голове, и ты ничего не знаешь, сказала Гретхен.
Что, прости?
Она завернула и потопала по лестнице, ничего мне не объяснив.
Я закрыла дверь, заперла ее и положила мамин портрет изображением на кровать. Как так получилось, что, несмотря на это ужасное исполнение, немногим лучше рисования пальцами, я ощущала ее рядом с собой больше, чем прежде? Я ощущала ее внутри холста, а теперь и в доме. Я была уверена, что в этот самый момент она думала обо мне, пока я смотрела на мазки, обозначавшие ее глаза. Мазки серовато-зеленовато-голубые, наложение цветов никак не выделяло один из них, что казалось верным.