Неужели он способен на такой чудовищный поступок, как похищение чужой жены?
Но что было хуже всего — так это то, что эта вульгарная особа уже бросилась кокетничать с другим. «Заметил ли это маркиз?» — подумал Шелфорд.
Чтобы избавиться от назойливого внимания ее милости, Шелфорд ускользнул из бальной залы на террасу. Там он отошел в тень и, облокотившись на холодный камень балюстрады, глубоко вдыхал свежий ночной воздух.
По правде говоря, викарий был озабочен не только поведением леди Фелмершэм. Здороваясь со своей нареченной, он заметил, что глаза ее покраснели от недавних, слез. Даже когда она приветливо улыбнулась, слезы снова выступали ей на глаза. Она пыталась убедить его, что причиной ее душевной тревоги была радость по поводу их недавней помолвки. Шелфорд был не так глуп, чтобы этому поверить. Он попытался настоять на объяснении подлинной причины ее расстройства, но, закрывшись веером и платком, Эвелина сказала, что, если только он даст ей время, она постепенно привыкнет к мысли об изменении своего положения и сделает все возможное, чтобы быть ему хорошей женой. Прерывающийся голос и весь ее вид внушили ему серьезные сомнения в правильности его поступка.
Он содрогнулся при мысли об ошибке. Ведь он сделал ей предложение на виду у всех в переполненной зале гостиницы «Георг». Только что одержанная победа в гонках возбудила его. Он чувствовал бесконечное могущество. Под влиянием этого чувства и сознания, что он одолел Брэндрейта, Шелфорд и сделал Эвелине предложение. Разгоряченный победой, он думал в этот момент, что может все. Заметив взгляд, брошенный Эвелиной в тот момент на маркиза, полный еще никогда не виданного им желания и тоски, Шелфорд ощутил легкий укол совести. Ему вдруг пришло на ум: «Да она любит его!» Но он тут же заставил себя отбросить эту мысль как абсолютно нелепую. Дух соперничества побудил его протянуть Эвелине руку и просить ее стать его женой.
Даже теперь он был не уверен, насколько она поняла его тогда. И кто это как раз в ту самую минуту засмеялся… низким ироничным смехом? Его вдруг охватило какое-то странное чувство нереальности всего происходящего. Неужели правда, что он помолвлен с Эвелиной? А она, как он был склонен подозревать, влюблена в Брэндрейта? О чем он думал, когда он делал ей предложение? В этом-то все и дело: когда он делал ей предложение, он вовсе ни о чем не думал!
— Грегори, — раздался в этот момент приглушенный женский голос.
— Кто это? — Он вглядывался в заросли кустарника, но никого там не видел. Сад был освещен фонарями, но в их тусклых лучах он не различал, кто бы это мог быть. В центре сада возвышалась мраморная статуя Артемиды-охотницы, держащей лук, с колчаном стрел за спиной и собакой у ног.
Из-за статуи появилась женская фигура. Белизна открытых рук и плеч, светлое платье почти сливались с чуть пожелтевшим камнем статуи.
— Это я, Аннабелла.
— Аннабелла? — спросил он с раздражением. Уж не начнет ли она сейчас по обычаю кокетничать с ним? О, ему вполне достаточно неприличной навязчивости леди Фелмершэм. Он был слишком встревожен и взволнован, чтобы выносить ее детские попытки с ним заигрывать. — Что вы делаете в саду в такой прохладный вечер? Вы можете заработать воспаление легких. Где ваша шаль?
— Шелфорд, прошу вас, не сердитесь. Я здесь дожидалась вас. Мне необходимо поговорить с вами. Я обещаю, я буду хорошо себя вести, только спуститесь в сад, прошу вас.
Первым побуждением Шелфорда было посоветовать ей вести себя серьезнее. Право, она уже давно не девочка-шалунья. Но что-то такое в ее голосе и в том, как она пообещала хорошо вести себя, понравилось ему.