— У меня нет никаких причин столь тщательно выбирать туалеты, как вы выразились. У меня нет и денег, чтобы обновить свой гардероб. Да и никакого интереса к этому занятию, единственной целью которого является найти себе мужа.
— Цель здесь совсем другая, — с серьезным видом возразила Психея. — Это любовь. Только любовь, и ничто иное, иначе перед потрясениями, которые разрушают даже самые счастливые союзы, браку не устоять.
— Любовь меня не интересует, — сердито заявила Эвелина.
— Любовь интересует всех, — со знанием дела кивнула Психея, — и куда больше, чем вы думаете. По упрямому выражению вашего лица я вижу, что вы намерены со мною поспорить. Но я вам этого не позволю. Вот, кстати: скажите-ка мне, неужели вы были совершенно безразличны к поцелуям лорда Брэндрейта? Если я услышу ваше «да», я сейчас же покину этот дом. Я оставлю вас в покое и никогда больше не вернусь сюда. Ну что? Отвечайте же! Вас ничуть не взволновали ласки его милости?
— Он целовал тебя? — воскликнула в изумлении леди Эль. — Но как это замечательно! Как чудесно! Я так и знала, что к этому идет! Я так и знала!
Щеки Эвелины вспыхнули — и от смутивших ее замечаний тетки, и от воспоминаний, которые она всячески гнала от себя.
— Так я и думала! — торжествующе заявила Психея.
Эвелина не знала, что сказать. Она окончательно стушевалась, встретив прямой улыбающийся взгляд Психеи. Ей хотелось возразить, опровергнуть их слова, но вместо этого она почему-то улыбнулась. Приходилось признать очевидное. Ее взволновали объятия Брэндрейта, его поцелуи. Но любит ли она его? Могла ли она влюбиться в лорда Брэндрейта, в «неуловимого маркиза», как его называли в свете? Трудно было в это поверить, но почему тогда мысль о нем вызывала в ней такой восторг?
— Первое, что мы должны сделать, — сказала Психея, нарушая ход ее мыслей, — это выбросить все эти лиловые, белые и розовые платья. Ваши цвета, Эвелина, — это насыщенный красный, зеленый и синий. Напрасно вы с таким возмущением смотрите на меня. Скоро вы сами поймете, что к чему!
Два часа спустя после ленча, за которым Аннабелла по каким-то таинственным причинам отсутствовала, Эвелина вместе с Психеей и леди Эль рассматривали содержимое старинного деревянного сундука. Все ткани, которые леди Эль приказала прислуге достать с чердака, были изъедены молью и покрыты плесенью. Краски были еще свежи, поскольку на них не попадало солнце, но, когда леди Эль попыталась взять в руки рулон парчи персикового цвета, ткань тут же расползлась. Но, будь она даже в лучшем состоянии, исходивший от нее горьковатый запах тления не позволил бы пустить ее в дело.
— Боюсь, что наша затея безнадежна, — сказала леди Эль, покачивая головой. — Да и парчу больше не носят, кажется. А жаль. Такая прекрасная, благородная на вид и на ощупь ткань, но ее не сравнить с муслином, батистом или шелком.
«Тем лучше», — подумала Эвелина. С того момента, как леди Эль и Психея задумали преобразить ее, Эвелина пребывала в смущении и тревоге. У нее не было никакого желания меняться, стать другой. Этого, по ее внутреннему убеждению, просто не могло быть. Теперь она только и делала, что раскаивалась в своем поспешном и непродуманном согласии на эту авантюру.
Они перешли из ее спальни в большую комнату внизу, которую два окна, выходившие в сад, наполняли ярким светом. Комната была квадратная, с высоким потолком. В саду некогда искусно подстриженные деревья и кустарники, в форме чайников, кроликов и шахматных фигур, пришли в полное запустение и произрастали во всей своей первозданной дикости. Эвелина часто проводила в этой комнате утренние часы за чтением или шитьем на маленьком, но удобном диванчике у камина.