Можете продолжать, скучным голосом сообщил дядя Тим. В мире мало вещей, которые могут испортить мне аппетит. Даже свинья за столом.
Он хлопнул в ладони, и на столе, как по мановению волшебной палочки, появились блюда с едой.
А вот мне козлы за столом аппетит испортить могут, дрожащим от негодования голосом ответил Ярослав. Козлам место в хлеву. Извольте блеять там.
От неожиданности я закашлялась. При мне никто и никогда в жизни не называл Тимофея Реутова козлом.
Дядя Тим, который, видимо, тоже не помнил ничего подобного, с громким стуком поставил на стол чашку с ароматным кофе. На его обычно равнодушном лице появилась холодная отчужденная ярость такая, что на миг мне стало не по себе. Яру, кажется, тоже.
Какое-то время Тимофей смотрел на Зарецкого, пронзая взглядом стальных глаз, словно примериваясь, как половчее его убить, а потом незаметно спрятать тело. Однако все же взял себя в руки.
Сопляк, ты останешься невредимым лишь потому, что сейчас находишься под остаточным воздействием магии. Пьян от нее. И не ведаешь, что творишь. Но запомни продолжишь себя вести так и дальше, крепко пожалеешь, это была не угроза, а обещание. А свои обещания Реутовы всегда выполняли.
Я так испугался Куда бежать, где прятаться? насмешливо фыркнул Ярослав. Рука дяди Тима, снова потянувшаяся за чашкой кофе, на мгновение замерла в воздухе.
Прекратите, пожалуйста, сдавленным голосом попросила я. Яр хотел что-то мне возразить, но я ударила его ногой по ноге, и он затих, лишь обжег злобным взглядом Тимофея, а после как ни в чем не бывало принялся за еду. У меня же кусок в горло не лез, и я возила вилкой по стейку из мраморной говядины с брусничным соусом.
Почему не ешь? спросил Ярослав, усиленно работая челюстями. Я вспомнила вдруг, что его тело постоянно было голодным. Воспоминание о том, что мы менялись телами, заставило меня вздрогнуть. Этого ведь больше не случится? Не случится, верно? Я не хочу больше быть парнем. Я не хочу быть Ярославом. И я все сделаю, чтобы прекратить это.
Почему не ешь? спросил Ярослав, усиленно работая челюстями. Я вспомнила вдруг, что его тело постоянно было голодным. Воспоминание о том, что мы менялись телами, заставило меня вздрогнуть. Этого ведь больше не случится? Не случится, верно? Я не хочу больше быть парнем. Я не хочу быть Ярославом. И я все сделаю, чтобы прекратить это.
Не хочу, тихо ответила я.
А ты захоти! упорствовал он и завладел моей вилкой и ножом. Ну же, открой ротик!
Яр, не стоит.
Ну же, малыш, выдал Зарецкий. Точно, он находится под воздействием магии. Надышался ею и несет бред. Малыш? Забавно. Но я готова была простить ему этого «малыша» сейчас я просто была рада, что он жив и с ним все в порядке. А глупость Глупость это неотъемлемая часть его обаяния.
Не заставляй ее, не глядя в нашу сторону, насмешливо сказал дядя Тим. Настя с детства отличается чрезмерным упрямством.
Ярослав едва слышно прошептал что-то, весьма похожее на слово «придурок».
Вы помните меня в детстве? спросила я, стараясь скрыть изумление. Мне всегда казалось, что в детстве я была маленькой тенью, которую замечала лишь одна старая няня.
Разумеется, я не настолько стар, чтобы начать забывать прошлое, отозвался дядя Тим. Ты была не самым приятным ребенком, Настя. Упрямым, замкнутым и высокомерным. Но меня всегда веселило, как ты изводила Риту.
Изводила? переспросила я, удивляясь и злясь одновременно. Вы что-то путаете. Это она меня изводила.
Он холодно улыбнулся, поправив очки.
Думаешь?
Уверена. Я не ныла, не капризничала, не требовала игрушек. Идеально себя вела. Делала все, что мне говорили. Старалась быть лучшей, все, что было связано с детством, глухой болью отзывалось в сердце. Верно говорят, что человек родом из детства.
Ты старалась быть лучше ее дочерей. Не все матери могут это простить, знаешь ли.
Думаете, я знала это, когда была ребенком? так же холодно улыбнулась я.
В какой-то момент ты четко это поняла, отозвался дядя Тим. И стремилась быть лучшей уже для того, чтобы обратить на себя внимание Риты. Эта тактика принесла свои плоды.
Она возненавидела меня еще больше, криво усмехнулась я. По-настоящему.
Ненависть лучше, чем презрение, заметил Тимофей.
Значит, все детство вы наблюдали за мной? прищурилась я. Дяде не стоило заводить разговор на эту тему. Или он делает это специально? Нажимает на мои больные точки, чтобы увидеть реакцию?
Слишком громкое слово, Настя. Я замечал кое-что урывками, он скрестил пальцы под подбородком, в упор глядя на меня. Вообще, раз мы коснулись щекотливой темы нашего родства, надо признать, что я был удивлен, когда ты появилась в семье брата. Хороший муж, прекрасный отец как он мог спутаться с какой-то непонятной девицей, да еще позволить ей родить ребенка? А после забрать этого ребенка в свою семью и заставить жену записать на свое имя. Феноменально, не находишь? Какой женщиной была твоя мать? Что она сделала с твоим отцом? Околдовала?
Сложно сказать. Она умерла спустя некоторое время после моего рождения, отозвалась я.
Внутри у меня все кипело от негодования какого черта? Что он несет? Для чего завел этот разговор?