Мэри обожала воду, и ей позволяли спускаться вниз, к реке, конечно, если она была с Клеем. Они любили смотреть на гигантские пассажирские паромы, плывущие вниз и вверх по реке, наблюдать за тем, как грузят на корабли огромные мешки с хлопком.
Завороженно глядя на бурную речную жизнь, Мэри Эллен как-то спросила Клея, хотел бы он работать на реке, когда закончит школу. Может, он хочет стать капитаном речного флота?
– Нет, – не задумываясь ответил Клей. Его серебристо-серые глаза сверкали от возбуждения. – Ты ведь прекрасно знаешь, что я хочу поступить в морскую академию.
Мэри действительно знала об этом: Клей постоянно собирал морские карты, атласы, книги о дальних странах и часами сидел за этими книгами и картами. Часто он говорил о своем дедушке, изучая рассказы матери о храбрости адмирала Тайгарта. Для Клея дед был настоящим героем, как и молодой офицер военно-морского флота, который родился в Ноксвилле. Дэвида Глазго Фэррагута [2] , как он надеялся, ждала блестящая карьера; Клей верил, он будет служить под командованием блестящего Фэррагута.
– Для меня существует лишь глубоководный флот, – утверждал Клей. – Когда-нибудь я обогну Мыс Доброй Надежды и буду бороздить семь морей. – Замолчав, он мечтательно вздохнул, а потом добавил: – Зато ты можешь стать капитаном речного парохода.
– Я? – Мэри Эллен состроила гримасу. – Нет, не могу. Я девочка, а ты глупый мальчишка.
– В самом деле? – Темные брови Клея взметнулись вверх, словно он очень удивился этому факту. Потом пристально взглянул в ее грязное личико, придирчиво осмотрел спутанные светлые волосы. – Ты меня обманываешь.
Он засмеялся и успел выбросить вперед руки за мгновение до того, как она бросилась на него с кулаками. Клей действительно никогда не воспринимал Мэри Эллен как существо противоположного пола, она была просто другом. То же можно было сказать и о ней. Клей был ее другом, товарищем и наперсником.
Несколько лет они вместе учились в школе и играли, как обычно играют мальчишки, но однажды все же настал день – сперва для Клея, потом и для Мэри Эллен, – когда они вдруг с полной ясностью осознали, что принадлежат к противоположным полам.
Клей сделал это открытие неожиданно в один недоброй памяти новогодний вечер, когда он, дрожа от холода, проделал неблизкий путь от дома до Лонгвуда, чтобы поздравить Мэри Эллен, вернувшуюся с зимних каникул, которые она провела с родителями.
Преблы отправились в Южную Каролину, чтобы отметить Рождество с семьей Джулии Пребл, и должны были вернуться в Лонгвуд в первый день нового, 1845 года.
Когда карета подкатила по мостовой к дому, Клей бросился к экипажу.
Мэри Эллен, разумеется, выскочила первой – ее золотистые кудряшки сверкали в неярком зимнем солнце; подбежав к Клею, она, как это бывало тысячу раз прежде, крепко обняла его и чмокнула в смуглую щеку.
– Соскучился по мне, да? – задорно спросила она.
Клей отреагировал как всегда, когда импульсивная Мэри Эллен демонстрировала ему свою горячую привязанность: он состроил кислую мину и демонстративно вытер щеку там, где она его поцеловала.
– Вообще-то нет, – буркнул он. – Слишком был занят.
Однако сердцебиение выдало его ложь.
Мэри счастливо засмеялась и потащила юношу к дому.
– Не надо притворяться, Клей, я знаю, что ты скучал по мне так же сильно, как и я по тебе. Скажи мне, что ты скучал, не то я тебя ущипну.
Клей наконец смилостивился и улыбнулся:
– Ну если только совсем немножко.
В ту ночь, после того как встреча с Мэри Эллен осталась далеко позади, Клей никак не мог уснуть: волнующий эпизод встречи все никак не шел у него из головы. Мэри миллион раз обнимала и целовала его, но до сих пор ни ее поцелуи, ни объятия на него так не действовали.