Аля чего-то на поясе у Алана защелкивают железное кольцо с толстой тяжелой цепью. Зачем? Он и не думает сопротивляться. В царстве теней, быть может, он не будет одинок. Отчего так долго копаются его палачи? Ни слова, ни звука. Тихо поворачиваются они и осторожно, точно боясь разбудить спящего, уходят. С грохотом смыкаются за ними перегородки и двери. Все. Тьма. Ни шороха. Он остается в полном одиночестве.
Окончены последние приготовления, лысый жрец резко повернул рычаг, только-то показавшийся наружу из каменной ниши. Молчаливо и неодобрительно смотрит ночное небо пустыни на шарахнувшихся в сторону людей. Тяжело дрогнула почва под ногами, далеко вокруг разнесся гул и грохот подземного обвала. Древние механизмы сработали безотказно. Храм Зевса перестал существовать.
Жалкая кучка людей стояла на самом краю громадной воронки. Люди молчали и не смели взглянуть друг другу в глаза, подавленные чудовищностью совершенного ими дела.
— Пусть теперь «герои» поищут своего полководца!
Но слова лысого жреца уже не могут победить холодной отчужденности стыдящихся друг друга людей.
ГЛАВА XXIV
… Глубоко внизу, под многометровой толщей обвалившейся породы, за толстыми каменными плитами жил человек. Людская злоба погребла его под толщей обвалившейся земли, обрекла на медленную мучительную смерть. А ему было все равно. Мрака не было — он видел поле и девушку с алой полоской на груди. Потом долго махал крыльями улетающий орел: махал и все никак не мог улететь, будто прикованный невидимой цепью. Ах, да! Это он прикован. Но ему лететь некуда. И опять Инга была с ним. Сидела рядом на холодных каменных плитах, ласково шептала о чем-то. Она то приближается, то удаляется.
Медленно ухолит прочь, и лицо неясно, словно в дымке. Он хочет пойти за ней, удержать, но тяжелая цепь швыряет его на каменные плиты пола.
Наконец видения исчезли. Сколько времени они властвовали над его воспаленным мозгом — человек не знал. В его черном мире не существовало времени. Он долго лежал молча, не шевелясь, прислушиваясь к себе. Что-то странное было в его теперешнем положении, но и это не трогало его. Он как бы наблюдал за собой со стороны равнодушно и устало. Вся его энергия осталась где-то там, в зеленом душистом поле. Новому человеку, тому, что сидел теперь в подземелье не нужно уже ничего.
Ничего? А разве он не хочет покинуть этот свой новый и страшный мир? Может быть. Но для этого необходимо встать, что-то делать. Аля этого нужны силы, нужны, наконец, желания. Простые человеческие желания — сила, которая создала все, что есть на Земле. Желаний не было. Без них человек стал просто ничем, нулем. Он не отличался от окружающей его темноты и родственной ей тишины. Он сросся с неподвижностью. И неподвижность торжествовала. Казалось, она одержала над человеком легкую победу.
Позже на смену видениям пришли звуки. Они существовали только в его голове. Он отлично знал, что в мире, окружающем его, последним звуком был грохот обвала. Этот грохот словно подвел черту, под которой осталась густая и плотная, как вата, тишина. А вот сейчас в его ушах крутился целый вихрь разнообразных звуков. Ржали кони, стучали копыта, звенели мечи… Булькала и капала человеческая кровь. Вихрь звуков все время менялся, и только назойливое бульканье, отчетливое «Кап! Кап!» беспрерывно и настойчиво билось в висках. Порой им вновь овладевали видения, но и сквозь них он слышал неумолкаемое «Кап! Кап!». Оно гнало прочь видения, звало куда-то, как тисками, сжимало голову. Наконец каждый звук стал отдаваться в голове точно удар молота.
Тогда он поднялся и, шатаясь, побрел навстречу звуку. Шурша и звеня, вслед за ним потянулась длинная цепь. Его темница невелика: рука уже уперлась в противоположную стену.