Ничто не помешает вам! Идите смело, великие воины Александрии! Богоугодное дело поручено вам! Командир презренных должен умереть! Великие воины не позволят жалкому рабу повелевать собой! Благословение Зевса будет сопровождать вас! Посмотрите, хороша ли награда!
Тотчас же рабы, повинуясь его знаку, разожгли два больших костра и стали проводить между ними привезенных наложниц. Как только пламя достаточно освещало их, с них срывали одежды, и, одобрительно гудя, теснее сдвигались воины, давно не знавшие женских объятий.
А человек, ни на секунду не умолкая, продолжал плести свою тонкую сеть:
— Раздайте по чарке вина, пусть попробуют, хорошо ли оно, достаточно ли старо! Каждый из вас будет назначен десятником в войсках Антимаха. Слава и богатство ждут вас. Идите смело!
И все-таки не чувствовали смелости в своих сердцах александрийские дружинники, поклявшиеся в верности Аполонодору. Не помогали призывы, не помогало вино. Слишком хорошо знали они своего командира. Кто же решится переступить ночью порог его шатра? Куда они скроются потом от возмездия разъяренных тысяч его полков?
Не удивились они, когда из мрака барханов возникли, молчаливые и грозные в своей немоте, черные когорты ливийских сотен и бактрийских всадников. Многоголосый крик отчаяния и ярости пронесся над караваном и затерялся в шуме короткой схватки.
Объятые ужасом изменники бросали оружие и с мольбой простирали руки навстречу беспощадным мечам.
Взбешенный Алан сам ворвался в середину каравана и вытащил из-под брюха верблюда дрожащего Лагоса.
— Так-то дорожишь ты подаренной жизнью! Умри же, гиена!
И, не слушая отчаянных воплей предателя, Алан ударил его кинжалом.
С рассветом выстраивались готовые к походу тысячи. Никто не смотрел на трупы предателей, над которыми уже кружились грифы. Зато все с сожалением поглядывали на распоротые бурдюки, все до единого отдавшие свою хмельную влагу сухому песку. Не помогли даже просьбы тех, кто участвовал в ночной схватке. Наконец полки двинулись дальше…
Алан ехал впереди, весь отдавшись своим, никому не поведанным думам. Песчинки хрустели под копытами коня, словно снег под лыжами охотника. Красива предрассветная пустыня.
Впереди Мараканда… Еще день пути, и город откроется перед ними. Тот город, где, может быть, до сих пор в плену томится Мипоксай. Смелый и верный друг, вместе с ним рисковавший жизнью. Алан не успел спасти Узмета. Неужели и этот друг потерян навсегда?
Тревожный сигнал флейтиста заставил его очнуться от дум. Алан встрепенулся и привстал на стременах, но разглядеть, что происходит на левом фланге, было невозможно. И Алан, вдруг спокойно улыбнувшись, опустился в седло.
Армия, настоящая армия, словно послушный механизм, подчинялась его воле, ее сила стала его силой. Вон их сколько! Не разглядеть — справа и слева движутся бесконечные отряды пехоты и конницы. После Мараканды можно будет идти на Бактру. Разгром индусов принесет ему славу, и имя ничтожного изгнанника прозвучит на весь мир! Племя узнает еще о нем, и, быть может, тогда Совет старейшин… Нет, нет, об этом не нужно думать!
— Начальник! Гоплиты поймали скифа, что прикажешь с ним делать?
— Скифа?..
Изумление в голосе полководца было так велико, что посыльный недоуменно пожал плечами.
— Ну да, какой-то бродячий скиф, они к нам часто заходят, здесь недалеко граница.
— Ведите его сюда! Скорей!
Странное совпадение поразило Алана. Именно сейчас, словно в ответ на свои думы, он встретит соотечественника!
Сколько лет он ничего не знал о родине! А ведь, возможно, что этот скиф слышал о его племени… Может быть, бывал в родных горах…
Нетерпение было так велико, что Алан сам готов был скакать вслед за посыльным.