Даже несговорчивый Скапти как будто слегка обмяк. Флоси, как всегда, разгорячился и излишне много болтал и хвастался. Сестры подливали ему в кубок и были уж так внимательны — любой хвастун мог бы только мечтать о таких слушателях.
Ивар вдруг понял, что Флоси упоенно распинается о приключении в каменном кругу на вершине холма в Драугаркелле. Судя по всему, Флоси успел уже выболтать все о том, кто они есть и как замышляют похитить у Андвари золото для виры. Он было приподнялся в кресле, пытаясь привлечь внимание Флоси, но мышцы точно превратились в студень. Тогда Ивар окликнул:
— Будь добр, Флоси, передай мне еще этого восхитительного мяса. Ты так заболтался, что оно, верно, совсем остыло. Да и добрым нашим хозяйкам скучно, должно быть, от каждого гостя одну и ту же старую байку выслушивать. Съешь-ка еще немного этого чудесного хлеба, покуда он рядом лежит.
Флоси, всегда чувствительный к малейшим попрекам, учуял укор в тоне Ивара и тотчас унялся.
— Мы шли весь день, — поспешно вмешался Гизур, — и хорошо бы нам нынче лечь спать пораньше. Завтра мы весь день будем отдыхать, а наутро двинемся в путь. — Он поднялся, сделав в сторону Флоси едва заметный жест, не увиденный никем, кроме Ивара. Флоси тотчас уснул.
— Не обращайте вы внимания на Флоси, — обеспокоенно вставил Скапти, знаком приказав Ивару и Финнварду унести Флоси наверх. — Болтун он неисправимый, и стоит ему перепить меда, как несет всякую чепуху. Притом же, кстати говоря, он с рождения малость чокнутый, так что и слушать его болтовню не стоит. Ну а мы все так измотались, что головы от ног не отличим, и, как верно сказал Гизур, всем нам нужно как следует отдохнуть.
— Вот и славно, — отозвалась Нидбьерг. — Торвор проводит вас наверх.
Спальня размещалась на чердаке. Это была просторная, приятно пахнущая и хорошо проветренная комната с тюфяками из свежей соломы, чистым полом и окнами в каждой грани крыши. В одном углу стояли три прялки и мешки с шерстью, а на ткацком станке был натянут кусок очень красивого, наполовину готового полотна.
Флоси, так и не проснувшегося, уложили в постель, и все прочие с огромным облегчением улеглись спать. Только Скапти при малейшем шуме или шорохе соломы подскакивал и пугливо озирался.
— Да что это с тобой? — сонно осведомился Ивар. — Разве могут быть опасны эти старушки? Скапти его не слушал.
— Этот дом окутан черным туманом, — пробормотал он. — Ничему здесь нельзя верить, запомни это, Ивар, на случай, если что-нибудь стрясется. Я и глаз не смогу сомкнуть. Буду всю ночь сидеть и сторожить. — Он потер кулаками глаза и едва сдержал душераздирающий зевок. — Уф, так и колышет. Проклятый мед!
Ивар не ответил — он слишком глубоко погрузился в дрему. После множества ночевок на камнях солома показалась ему мягче пуха. От сладкого меда на языке остался почему-то кислый привкус, и Ивар порадовался, что выпил его совсем немного.
Посреди ночи его разбудил странный звук. Ивар сел, прислушиваясь, и даже не сразу понял, где находится. Он едва не рассмеялся, решив было, что совсем отвык спать под крышей и его потревожили обычные ночные шорохи. Ивар свернулся калачиком на мягкой соломе, но никак не мог заснуть. Он терпеливо ждал, пока сон опять одолеет его, — и вдруг услышал снизу негромкий стук, точно кто-то в темноте наткнулся на скамью. По лестнице неспешно приближались тихие, осторожные шаги.
— Как по-вашему, сестры? Нельзя ведь упустить такой случай? — прошептал кто-то, сопроводив слова почти беззвучным хихиканьем. Ивар лежал недвижно, задерживая дыхание, чтобы лучше слышать.
— Поглядим на них, — отозвался другой шепотом. — Мне с трудом верится, что это те самые. Толстяк, одноглазый, тупица — не такими я представляла Эльбегастовых соглядатаев.