Да не к финнам они копают, подал голос Уберфюрер.
А куда?
В Москву.
Иван даже рот открыл.
На хрена? Там же камня на камне и тот, наверное, радиоактивный.
Деревня ты, брат. Московское метро ядерное бомбоубежище класса А. Я вот знаешь, где учился?
Где?
Похоже, Убер забыл далеко не все.
В Керосинке. За вас, за нас, за нефть и газ. Нефтегазовый институт на Ленинском проспекте. Пятый в Европе, между прочим.
Круто наверное. И что?
Старшаки рассказывали, в подвале Керосинки стоит атомный реактор на всякий пожарный случай. Я как-то сунулся в подвал куда там, режимная зона! Послали меня куда подальше. Хорошо, не посадили. Потому что от этого реактора Метро-2 питается. Ну, про Метро-2 ты слышал, конечно? Ну, это Д6! Слышал? обратился он к брату Лали.
Н-нет.
Да все про него слышали. Мол, повезло москвичам, они там в секретное метро схоронились и жрут теперь одни каперсы с ананасами.
Артем помялся.
Что хотел-то? сжалился над ним Убер. Ну, говори.
А что такое «каперсы»?
Когда Артем предложил отойти, Иван кивнул: он ждал этого разговора.
Они прошли вдоль веревочных перил, огораживающих центральный остров, остановились. Фонарь над головой едва слышно потрескивал. Пахло озоном. Артем наклонился и подобрал рыбью кость. Бросил в воду, подождал, пока вокруг места падения взбурлит вода от угриных тел, повернулся к Ивану.
Оставь мою сестру в покое, сказал Артем резко. Слышишь, диггер?
Слышу, сказал Иван. Не драться же мне с ним? Все хотел спросить. Ты поэтому меня терпеть не можешь? Из-за сестры?
Не только Артем помедлил. Ты ты похож на нашего отца.
Не только Артем помедлил. Ты ты похож на нашего отца.
Иван поднял брови. «День ото дня все интереснее жить».
Который полковник ракетных войск?
Отец нас бросил, сказал Артем. Что ему? Он ушел, а мы остались.
«Все наши истории чем-то похожи, подумал Иван, глядя на угрюмого паренька. Только у меня, кажется, все наоборот. Это мы с матерью бросили отца». Мать утверждала, что это был лучший ее поступок в жизни. Но иногда по ночам, когда думала, что Иван не слышит, плакала. Тогда они жили на «Проспекте Большевиков» который «Оккервиль» «Наверное, это любовь, решил Иван. Наверное».
Как ее зовут? спросил он неожиданно.
Что? Артем изменился в лице. Кого зовут?
Ты знаешь, сказал Иван. Ведьму твою.
Артем молчал. Стоял угрюмый, сжимая кулаки. «Ну-ну, подумал Иван. Смотри, чтобы скулы не лопнули».
Лахезис, ответил Артем наконец. Вскинул голову, сказал с вызовом: И она не ведьма. Она самая лучшая женщина в мире! Самая красивая!
Иван кивнул.
Она это знает?
Артем опять нахмурился.
Она смеялась, когда я так говорил.
Иван вздохнул.
Ты не первый и не последний, с кем это случилось. С женщинами это постоянно, поверь. Они смеются тогда, когда надо бы плакать и наоборот.
Ага. Артем смотрел исподлобья. Щас. Если бы ты это сказал, она бы не смеялась. Я знаю.
Иван помолчал. «Странный мы все-таки народ, мужики. Толкаемся плечами там, где, в общем-то, даже пересечься не должны были».
Я уезжаю. Сегодня и насовсем. Береги сестру, сказал Иван. Она прекрасна.
Время прощаться. Паром, а на самом деле плот шириной чуть меньше, чем диаметр туннеля, наполнился людьми. Кроме Ивана с Кузнецовым, ехали еще семеро в лохмотьях, бородатые, заросшие, с сумками и палками. Подойдя ближе, Иван понял, что люди слепые. Главным у них был поводырь костистый мужик в телогрейке, болтавшейся на нем свободно. Тоже слепой, что интересно.
Ты с нами? спросил Иван.
Убер покачал заросшей русым ежиком головой.
Не, мне здесь начало нравиться. Я тут еще пару недель перекантуюсь и двину дальше.
«Вы уедете, и я опять начну пить, перевел Иван мысленно. Блин. Жаль».
Дело твое, сказал диггер. Не передумаешь?
Нет, брат. Счастливо тебе.
Жаль, что твой кукри пропал. Отличный был нож сказал Иван. Скинхед вздрогнул, поднял взгляд. Ладно, удачи тебе!
Паромщик отвязал причальный канат, перебросил на паром. Уберфюрер стоял, мучительно наморщив лоб
И сказал Господь: иди и не оборачивайся, приятным голосом заговорил поводырь. Но жена Лота не поверила и обернулась и ядерная вспышка выжгла ей глаза Так помолимся, братие, за грядущее прозрение! Аминь.
Аминь, хором поддержали слепые.
Иван кивнул. За это бы он тоже помолился.
Слепые ему в последнее время стали симпатичнее, чем раньше. Спасибо Энигме. Хотя религия у этих, прямо скажем, жутковатая.
Теперь мы куда? спросил Кузнецов. Лицо светилось. За его спиной караван слепцов двинулся с места, занимая места на пароме, поводырь начал задавать ритм, постукивая своим посохом по настилу. Тук, тук, тук. Паромщики зевали.
Иван задумался. Мише, понятно, сразу домой на Василеостровскую. А мне куда?
Невский, Шакилов. Мой путь к дому немного длиннее.
Домой, сказал он.
Паромщики уперлись веслами в причал, налегли. Щель между причалом и паромом ширилась, превращаясь в реку
Бум.
Паром покачнулся.
Иван поднял взгляд. Перед ним стоял скинхед, широко раскинув руки после прыжка.
Я вас провожу немного. Уберфюрер выпрямился, почесал заросший затылок. До «Невского». Прогуляюсь.
Миша улыбался во весь рот.
Рад тебя видеть, сказал Иван. А чего передумал-то?