Так или иначе, ранним утром войско племени погрузилось в десятки лодей и двинулось вверх по Молодке. В княжеском лагере была объявлена готовность, и весь личный состав неторопливо занял места согласно плану.
За пятнадцать минут до ориентировочного появления первых лодей противника у канала Фомичев, Чтибор, Федор и Гинтовт двинулись на свои места перед строем сотни латников, развернутых в одну линию. Шлем князь, как и его спутники, еще не надел, подставляя лицо под свежий ветерок и наслаждаясь свежей зеленью весны. Поймал себя на мысли: «Как будто этого не видел, например, вчера!» И тут же сам себе ответил: «А и не видел! Не до того было! А вот сейчас Блин, как будто жизнь заканчивается». Все вроде предусмотрел. Даже более того! А мандраж бьет! И страх не за себя. За людей, которые ему доверились и которых он сейчас выставил под мечи и топоры врагов. Ох, как он сейчас понимает командиров перед боем! Даже жизнь последнего раздолбая во взводе или роте кажется бесценной. «Ведь это мой солдат!» Вот чего он боится! Хотя и все понимает от судьбы не уйти!
Все пошло по сценарию. Гинтовт сразу сказал, что войско племени высадится там, где увидит врага. И как будет дальше, рассказал. Все уже определено обычаем. Так оно и случилось.
Войско высадилось и неторопливо сблизилось с княжеским, остановившись метрах в двухстах. Из толпы доносились крики и смех. Кричали на литовском и, видимо, что-то обидное, потому что Гинтовт, стоявший справа от князя, побледнел и сжал зубы. Фомичев и Федор, не зная оборотов речи, используемых крикунами, вели себя индифферентно. А Чтибору вообще все было по барабану.
Наконец, крики сошли на нет, и от войска противника отделилась фигура мощного, обнаженного до пояса и вооруженного двуручной секирой воина. Он перекидывал секиру в руках, меняя хваты, и что-то кричал в сторону безмолвных латников.
Что он кричит? для проформы уточнил у Гинтовта Фомичев.
Вызывает на бой. Говорит, что готов проучить трусливых собак.
Князь повернул голову в сторону Чтибора и кивнул. Тут же из-за стены латников выскочили несколько воинов и стали быстро снимать с Чтибора латы. Через несколько минут, оставшись в берцах и спортивных штанах, которые он надевал под латы, Чтибор принял поданные ему саблю и сулицу. Сабля была той, с которой он пришел из Византии. Тоже обнаженный по пояс, сухой и поджарый, он терялся на фоне противника. Внешне тот был гораздо сильнее. Но князь знал, что эта видимость обманчива.
Узрев противника, здоровяк с секирой двинулся навстречу Чтибору. Примерно посредине между замершими в ожидании зрелища противоборствующими сторонами они сошлись. Но зрелища не получилось. Почти сразу Чтибор, увернувшись от размашистого удара топором, нанес удар сулицей в бедро противника. Тот сразу потерял способность быстро двигаться. Но несмотря на рану и текущую кровь, продолжил бой. Хотя, может, иначе он и не мог. Фомичев не знал на этот счет местных правил. Ему было искренне жаль такого сильного телом и духом воина. А в следующие секунды сабля Чтибора отрубила левую руку секирщика. И когда тот опустил правую руку с зажатой в ней секирой, Чтибор одним ударом снес тому голову. Фомичев наглядно увидел разницу в подготовке профессионального воина и, пусть и здорового, рядового ополченца. Ведь по сути этот здоровяк был охотником, а скорей всего кузнецом, и секиру взял в руки скорей по необходимости. В полной тишине голова, кувыркаясь, полетела в сторону племенного войска, а затем на землю рухнуло фонтанирующее кровью тело поединщика. Чтибор в этот момент уже шел обратно. Оцепенение длилось секунд десять. Потом прозвучала чья-то команда, и из строя племени выскочили четыре воина и, схватив тело своего родича, утащили с поля в тыл. Чтибор как раз дошел до строя и принялся надевать латы. В войске врагов царило какое-то замешательство. Потом послышались командные голоса, и спустя мгновения в сторону княжеского войска последовал залп лучников. Сколько их Фомичеву было неизвестно, но потенциально лучниками были все воины племени голядь. Так что не ошибаясь можно было утверждать, что в небо поднялось несколько сотен стрел разом.
Отходим! отдал команду Фомичев, латами и щитом прикрывая одевающегося Чтибора и воинов, ему помогающих. И тут же лязгнули, смыкаясь, щиты Федора и Гинтовта, вставших слева и справа от князя. В шлемы Фомичева и воевод были вмонтированы микротелефонные гарнитуры, и команда на отход была одновременно и командой своим лучникам, которая тут же была исполнена. Еще не долетели до целей вражеские стрелы, как навстречу им поднялись полторы сотни стрел княжьих лучников. Латники, прикрываясь щитами, отступали, расходясь влево и вправо. И перед вражеским войском открывалась стена ростовых щитов во всю ширину от канала до леса. Латники уходили за стену, и вражеское войско двинулось вперед, разгоняясь и переходя на бег. Щиты стояли не вплотную друг к другу между ними оставались щели, в которые можно было постараться проникнуть. А если еще и сдвинуть, то вполне возможно пробить в стене брешь, в которую ворвутся воины племени и вырежут всех копейщиков. Шлемы их виднеются над щитами, и копья готовы встретить грудь атакующих. Фомичев, уходя за покрашенный в камуфляж трехметровый забор, оглянувшись, встретился взглядом с кузнецом рода Бобра и ободряюще улыбнулся ему. Тот, в лично им же выкованном латном доспехе, подбрасывая в руках молот, тоже ответил ему улыбкой.