Под «всеми прочими» мы подразумеваем всех поселян возрастом старше одиннадцати лет и моложе шестидесяти. Малолетние дети не ведают ничего о вере и ереси, а старцы вскоре предстанут перед Судом Всевышнего. Твое участие в этой процедуре, сын мой, не требуется. Ты и так уже оказал большое содействие делу святой нашей матери Церкви и теперь волен сам избирать свой дальнейший путь.
Обо всем вышесказанном я извещаю также капитана де Трес-Фонтс в отдельном послании, ему предназначенном.
Да благословит тебя Господь за деятельную помощь! Аминь».
Лютгер перечитал красивые ровные строчки раз, другой и третий, но легче ему не стало. Никогда еще похвала вышестоящего начальства (а епископ таковым если и не был по закону, то по сути стал в эти дни) не огорчала его так сильно.
Монтальский замок не был ни родовым гнездом фон Варена, ни местом долговременной службы, никакие теплые воспоминания не связывали их, и все-таки Лютгер почувствовал, что совершает нечто похожее на измену или кощунство, садясь вдвоем с Матье Бовезаном за стол, накрытый у холодного очага со сбитым гербом. Оглядев зал, сержант иронически хмыкнул:
Небогато, однако, живет капитан!
Это не его личное жилище, а служебное помещение, заметил Лютгер. Богатое убранство здесь было бы неуместно.
А как же дамы? ухмыльнулся Матье. Тут ведь где-то имеются дамы? Не взял же мессен капитан их с собой в горы?
Супруга и все семейство капитана сейчас находятся в своем поместье близ города Фуа. У вас есть к ним какое-то дело?
Ну, дела нет слегка смутился сержант. Но мне сказывали, тут вдовушка проживает, думал поухаживать.
Увы! развел руками Лютгер, мысленно порадовавшись, что эна Гауда избежала знакомства с таким ухажером. Придется вам сосредоточиться на том деле, ради которого вы проделали неблизкий путь по жаре. Письмо монсеньора я изучил, теперь хочу уточнить подробности. Например, как вы намерены производить аресты? Ходить всем отрядом из дома в дом?
От такого способа шума много, а толку мало, сказал сержант, с аппетитом прихлебывая холодный суп с мелко накрошенными овощами и хлебом. Мне предписано созвать народ в удобном месте думаю, здесь, во дворе за стенами, будет лучше всего, объявить им волю господина епископа, а когда монахи наши еретиков определят, соберем их в гурт и погоним куда следует.
В этом гурте, как вы изволили выразиться, будет немало женщин, детей, будут люди пожилые. Они пойдут пешком? Ходу до Памье много миль. Где и как ночевать, чем кормить?
У монсеньора все предусмотрено, довольно произнес Бовезан, словно своей собственной предусмотрительностью хвастался. Пешком только до Прады придется пройти. Там шесть повозок приготовлено. Теток, старичье и всякую мелюзгу усадим, поклажу погрузим, а мужички уж как-нибудь на своих двоих дотопают, не хуже нас! Провизию они могут с собой взять, а для нас запас на вьючных мулах внизу имеется. Так что можно и в полях заночевать. У нашего господина все продумано. Великий человек!
С этим Лютгер не мог не согласиться. Человеколюбие епископа было достойно похвал но хотел ли он смягчить участь людей, чья вина еще не доказана, или просто заботился о сохранной доставке обвиняемых?
Ух, и славно же вы угостили меня, мессен! поблагодарил Бовезан, отобедав. Теперь бы соснуть бы маленько, да пора делом заняться. Вы, как я понимаю, за порядком в крепости надзирать будете? А я оцеплением займусь.
Оцеплением?
Ну, то есть расставлю вокруг деревеньки караулы, чтобы никто сбежать не вздумал. Днем и ночью стеречь будем.
Действуйте, как вам представляется правильным, сухо ответил Лютгер. Но мне объясняли, что еретики не боятся умереть и потому от опасности не бегут.
Ишь храбрецы какие! удивился сержант. Только я своим молодцам об этом не скажу. Пусть не расслабляются!
Вам виднее, пожал плечами рыцарь. Но тогда ваши люди не смогут прийти на вечерню.
Ну, мы у себя в Памье достаточно этого наслушались, спокойно сообщил Бовезан. Я за них помолюсь!
Много видел Лютгер богослужений, и месса в церкви не была последней, но ни одна так мучительно не врезалась в его память. Деревня, конечно же, быстро узнала, зачем прибыли люди епископа, как именно, немудрено было догадаться: фон Варен заметил, что Арнау после обеда исчез на часок, но не стал спрашивать, куда именно. Поэтому он не удивился, что к храму пришли все, кто мог ходить, даже вдова Пейрен и Имберт с Сюрлеттой. Девочка тоже была при них.
Однако доминиканцы, вызвавшиеся прислуживать отцу Теобальду у алтаря, не могли видеть, все ли они творят крестное знамение и опускаются на колени, когда положено внутри, кроме клириков, рыцаря и сержанта, поместились только те три семейства, что всегда были самыми усердными прихожанами. Остальные стояли снаружи, глядя сквозь распахнутые двери на сияющий огнями алтарь.
Никогда еще эти старые стены не были так ярко озарены. Медовый запах воска и увядающих цветов дурманил голову; голос отца Теобальда звенел, каждое слово отчетливо слышалось, братья Герард и Симон сопровождали его речитатив мелодичными распевами. Лютгер старался открыть душу высоким чувствам, но земные тревоги не развеивались.