Фон Хельдрунген быстро накинул камизу. Она тут же потекла кровавым пятном у ворота: кажется, на шее Бруно остались глубокие царапины от девичьих ногтей. Но это пустое. Вот останься такие следы на щеке их бы оказалось труднее объяснить завтра
Но и это пустое. Зачем кому-либо что-то вообще объяснять?
Выслушай меня внимательно, брат. Сказав нашей сестре, что ничего непоправимого не произошло, я был полностью искренен. Сейчас мы, один за другим, вернемся к шатру и завтра в самом деле продолжим путь, как ни в чем не бывало.
Что-то неуловимо изменилось в окружающем мире. Лютгер с запозданием понял: ветер утих, стала слышима ближняя трель саксаульного сверчка.
Да что было-то? спросил Бруно, будто искренне недоумевая. Он уже и пряжку пояса с мечом застегнул. Если сейчас их увидит кто из несущих стражу, туранец или свой, он даже не подумает, что меж братьями-рыцарями только что произошла ссора с обнажением оружия: ну, один отлучился за пределы лагеря по телесной надобности, другой проверял дозорных, а сейчас, встретившись, остановились для благородной беседы. Рыцарь завалил на бережок поселяночку? Тем более что даже и не завалил из-за всяких лезущих не в свое дело.
Ты не просто рыцарь, брат мой.
Это сказать следовало, но больше ничего уже можно было и не говорить. Иногда случается, что зов плоти на время оказался сильнее. Нарушение обета скверная вещь, ему недозволительно потакать, но на то есть покаяние и епитимья.
Сейчас, в воинском походе, противодействие своему командиру и начальнику всяко худшее нарушение. Но в таком противодействии Бруно не повинен, меч его все время оставался в ножнах.
Так и она не просто поселянка. Простые поселяне не говорят, что зло пропитывает все земные произрастания и что грешники вернутся в мир, обретя новые тела!
Так. Какой бы дополнительный смысл не стоял за этими словами, если он вообще стоит, важнее другое: похоже, раскаянием тут и не пахнет. А им ведь, может, завтра-послезавтра принимать друг у друга взаимную исповедь, как то дозволено орденским братьям перед боем, когда священника в отряде нет Ну и что тогда делать с отпущением грехов?
Да, я видел, как она, одержимая этими мыслями, словно греховной похотью, только что напала на тебя. И изо всех сил тщилась лишить тебя невинности против твоей рыцарской воли.
Лютгер все еще надеялся, что впрямую прибегать к праву командира не придется. Ведь был этот вечер, полный взаимного понимания, было несколько сражений, где фон Варен и фон Хельдрунген бились плечом к плечу был, если уж на то пошло, недавний случай возле работоргового каравана, когда казалось снова всем тевтонцам встать плечом к плечу против туранцев, считать их, вместе с их мудрым предводителем, врагами
Но, наверно, он что-то не так сказал.
Ты бы свой разум невинный лишил девственности, брат-добринец! Или у вас в ордене тоже было принято считать, что мы все рождаемся и живем в аду?
Никогда Лютгер не таил, что пришел в Тевтонский орден из Добринского то есть не «из», а вместе со всеми добринцами пришел, когда это было разрешено и даже рекомендовано папским указом! Да, не таил но ни с кем из братьев эта тема обсуждаема не была. Капитул знает все, потому что должен знать, и этого довольно.
Это тебе отец в деревенской глуши поведал точные знания о рае и аде?
Кроме отца, есть еще у кого знаний набраться. Например, у дяди.
Конечно. Кто бы сомневался. Хартман фон Хельдрунген, дядя Бруно, член капитула и великий комтур.
Это так. Брат Хартман видный сын церкви. И вообще по церквям специалист.
Вот так: если знаешь больше положенного будь готов к тому, что и о твоем роде тоже кое-что знают. А Хартман фон Хельдрунген в Ордене большую карьеру сделал, но это не отменяет того факта, что рыцарем-монахом из имперских рыцарей он сделался не совсем добровольно: выбор был, прямо скажем, между орденским плащом и эшафотом. Для него и еще шестерых соучастников то есть соратников. За ограбление соборной церкви в одном гессенском городке, такая мелочь. Правда, и сам этот городок был стерт с лица земли, ну так в этом точно не только Хартман с теми шестью рыцарями повинны. А тот, кто командовал войском во время осады и, следовательно, был виновней всех, сын ландграфа Конрад Тюрингский он за свое злодеяние расплатился сполна: тоже надел орденский плащ, а через пять лет, продолжая искупать грехи, и вовсе Великим магистром стал. Прожил после этого лишь считанные месяцы, но это уже другой вопрос.
Брат Хартман в орденской иерархии вместе с братом Конрадом рос. Остальным шести братьям-рыцарям, впрочем, такая судьба не выпала, однако это вопрос уже третий.
В тот миг, когда клинок фон Хельдрунгена-племяника вылетел из ножен, меч фон Варена уже был готов к бою. Не давая Бруно времени ни на взмах, ни на выпад, Лютгер опережающе поймал его оружие перекрестьем своего, прижал к щиту, повернул с наклоном и выдернул из руки, как рвут стрелу из раны.
Отшвырнул назад, себе за спину, так что броситься к упавшему клинку у Бруно возможности не было. Меч, упав на песок, не зазвенел. Перед этим звонкого соударения звука, который точно всполошил бы весь лагерь, тоже не случилось.