Наступил диктуемый солнцем час закрытых ставен и сладкой дремы. Но рыцарь фон Варен сидел один в сонной тишине, страдая под монотонное жужжание ленивых мух над каждым словом. Не потому, что был так уж непривычен к рукописанию, но впервые в его жизни слова, ложившиеся на шероховатый лист, становились предвестием судьбы сразу многих людей, простецов, не ведающих, что творят.
Сто с лишним мужчин и женщин. А дети? Эти уж точно ничего не ведают ни о вере истинной, ни о злостных заблуждениях. Их нужно наставлять, а не карать, но что с ними будет, если их родители окажутся подсудными?
Даже если большинство отречется от ереси судебное расследование может продлиться на неопределенный срок, а дети, оставшиеся без попечения взрослых, долго не протянут
«начальник гарнизона, его семейство и подчиненные в исполнении долга неукоснительно тверды, равно как и служитель здешней церкви, однако последний молод и не в силах оказать должное влияние на поселян»
А дальше? Пастухи и пряхи, скорее всего, предпочтут назваться католиками, лишь бы сберечь свою жизнь. Но не все Лютгер вспомнил, каков был Имберт во дни невольных странствий. Жизненные испытания наверняка еще сильнее укрепили его убеждение в том, что мир владения злого духа. Сюрлетта же, чувствительная душа, видимо, не устояла перед убедительностью его речей. Они откажутся отречься от своих догматов и предпочтут взойти на костер. Долго ли проживет после этого странная девочка Валенса?
«местные жители красноречием в беседах с чужаками не отличаются, посему, есть ли среди них проповедники еретические, моим скудным разумением постичь не могу. Возможно, они приходят и уходят, но господин капитан де Трес-Фонтс строго надзирает за окрестностями, и маловероятно, чтобы кто-то мог незамеченным пробраться в селение ежели только не спрячут его сторонники от чужих глаз»
Лютгер поморщился, допил залпом свой кубок с водой, как бы запивая неприятный вкус. Он не привык лгать. И сам не понимал, почему сейчас прямо не назвал имя человека, который не был ему ни родичем, ни братом по оружию, так, случайным попутчиком.
«Соответственно, не смея принимать решение, уповаю на вашу мудрость и осведомленность. Однако прошу учесть, что брать под стражу здесь, в Монталье, даже тех, кто наиболее подозрителен на предмет ереси, было бы неосмотрительно, поскольку родственные связи в селении сильнее велений веры, и при первых же признаках опасности подозреваемых предупредят и помогут скрыться, а при отправке задержанных под конвоем могут напасть из засады в пути. Прямых доказательств сего не имею, но весь мой ранее приобретенный опыт подсказывает, что подобные действия возможны и вероятны».
Пальцы сводило от непривычного усилия. Лютгер отер пот со лба и вывел обязательную формулу заключения:
«В замке Монталья собственноручно писано мною, Лютгером из Варена.
О содержании сего письма никто, кроме меня, не осведомлен. За неимением собственной печати скрепляю оное печатью капитана де Трес-Фонтс».
Лютгер отер перо тряпочкой, закрыл чернильницу, уложил все, чем пользовался, обратно в ларец, сверху положил свернутый в трубку, обвязанный шнуром и запечатанный листок и захлопнул крышку.
Неторопливые шаги на винтовой лестнице возвестили, что капитан уже отдохнул. Собаки лишь лениво пошевелили ушами, мальчик выскочил из уголка, всем своим видом изъявляя готовность услужить.
Румяный, с отпечатавшимися на щеке складками от подушки, эн Альберик первым делом допил все, что оставалось в кувшине, потом как бы вдруг заметил ларец, провел пальцем по крышке и, защелкнув хитрый замочек, взмахом руки велел слуге унести.
Справились? спросил он, когда шаги мальчика затихли наверху. Ему явно хотелось спросить о содержании письма, однако он сдержался.
Да, коротко, недовольный собою, ответил гость. Можно отправлять. Желательно поскорее.
Я думаю, еще более желательно не привлекать к этому письму особого внимания, негромко возразил капитан. Завтра утречком отправлю двух самых дельных стариков. Я их по очереди раз или два в месяц за припасами посылаю, каких тут прикупить нельзя. Заодно ребята малость развлекаются и новости всякие приносят. А у наших дам весьма кстати нитки кончились для вышивания Он с усмешкой взглянул на гостя. Вы же, значит, побудете тут и продолжите услаждать нас пением?
Лютгеру стало легче от того, что капитан разделял его заботу о секретности: хоть какая-то поддержка
Почему бы и нет? Я много песен знаю. Но новая мысль пришла ему в голову так внезапно, что он не успел задуматься и сразу выложил ее: Мы с вами можем развлечься и по-другому!
Эн Альберик вопросительно поднял брови.
Сегодня я с большим интересом наблюдал за учениями, начал Лютгер, все еще не понимая, чего он хочет, а главное, почему. Дротики, стрелы, бег и прочее это уместно и правильно, однако вершину воинского мастерства представляет все-таки владение мечом. В вашем арсенале найдутся ведь добрые клинки, верно?
Эн Альберик вопросительно поднял брови.
Сегодня я с большим интересом наблюдал за учениями, начал Лютгер, все еще не понимая, чего он хочет, а главное, почему. Дротики, стрелы, бег и прочее это уместно и правильно, однако вершину воинского мастерства представляет все-таки владение мечом. В вашем арсенале найдутся ведь добрые клинки, верно?