Его больше не пригласят, и все. Но поначалу нельзя же не приветить!
Настал самый знойный час дня, но в каморке с белеными стенами жара не чувствовалась. Оставшись один, Лютгер сбросил пропылившуюся котту, потом и все остальное, с наслаждением, которое уставом его ордена не поощрялось, растерся от шеи до ног мокрым полотенцем и растянулся на лежанке, застеленной овчинным покрывалом удивительно чистым, без блох.
Усталость от долгого пути брала свое, и он прикрыл глаза, но не уснул. Трудности дороги помогли ему отрешиться от напрасных попыток предугадать, что ждет его в долине Монтальи, но теперь следовало подумать. Первую часть задания удалось выполнить успешно: его с радостью приняли в замке, и, судя по всему, так же примут и в селении. Но мирная обыденность Монтальи поставила его в тупик. Как распознать приверженцев ереси среди добродушных дам, простецких солдат, пастухов и огородниц? Если альбигойцы прячутся под личиной ревностных христиан, если ни адский запах серы, ни злобная хула на Христа их не выдают, а рога и копыта имеются только у коз и овец
Входная дверь осталась приоткрытой. Лютгер лежа вслушивался в звуки чуждого мира. Звонкий стрекот цикад, отдаленный лай собак, скрип колодезного ворота И за всем этим стоял тихий, вкрадчивый шорох ветра в луговых травах.
Входная дверь осталась приоткрытой. Лютгер лежа вслушивался в звуки чуждого мира. Звонкий стрекот цикад, отдаленный лай собак, скрип колодезного ворота И за всем этим стоял тихий, вкрадчивый шорох ветра в луговых травах.
Рыцарь пытался держаться настороже, но от раздумий все-таки перенесся во владения сна, где и пребывал, пока во дворе не раздалось хрипловатое гудение рога. Мгновенно вскочив, он торопливо оделся, плеснул водой в лицо для бодрости и выглянул наружу.
Все население крепости солдаты караула, прислуга, стайка детей высыпало встречать охотников.
Они уже спешились все загорелые, с обветренными лицами, в одинаковых коротких коттах, но только один из них с проседью в жестких темных кудрях, в оплечье с капюшоном алого фландрского сукна, дорогого, хотя и порядком выцветшего, мог быть капитаном.
На голос рога из башни появилась целая процессия: впереди эна Лоба, за ней эна Гауда, следом три девицы с распущенными по плечам волосами и, наконец, две пожилые служанки. Гуськом спустившись по узким крутым ступеням, женщины остановились перед капитаном, чинно сложив руки. Муж и жена обнялись, поцеловались, и эна Лоба осведомилась:
Удалась ли нынче ловецкая потеха, муж мой?
Весьма удалась, душа моя!
Широким жестом он указал на своих спутников, снимавших с седел связки кроличьих тушек и куропаток.
Очень рада! откликнулась супруга.
Сестрица Гауда без тени иронии улыбнулась:
А у нас тоже есть чем вас порадовать, братец! К нам прибыл желанный гость!
Гость? удивился капитан. Кто же это не поленился проделать столь утомительный путь ради свидания с нами?
Лютгер наблюдал за этой сценой с новым приливом изумления. Эти люди, немолодые и простые с виду, вели себя, как герои романа, и у простолюдинов это не вызывало насмешки. Все они явно воспринимали куртуазную церемонию как обязательный ритуал. Стараясь не упустить ни одной подробности, он вышел из-за двери, и глазастая эна Гауда тотчас указала на него:
Кто как не служитель песенного искусства? Вот он! Идите же к нам, мессен!
Он пересек двор, поклонился хозяину дома (не слишком низко) и представился:
Меня зовут Лютгер фон Варен, родом я из дальних краев, странствую по свету в поисках красоты и истины, пою свои песни для всех, кто желает послушать.
Германское имя почему-то не вызвало удивления. Альберик де Трес-Фонтс окинул пришельца внимательным взглядом, скептически приподняв бровь, но разговор продолжил в том же тоне:
Ныне не лучшее время для наслаждений сердца. Большинство мастеров предпочитают места многолюдные и зажиточные. Что же вы не последовали их примеру? Монталья край тишины и скудости
Тем больше обитатели ее нуждаются в утешении, даруемом музыкой, спокойно ответил Лютгер, глядя прямо в глаза стражу границ. Мне посоветовал побывать здесь достопочтенный епископ в городе Памье.
Вот оно что брови капитана сразу перешли в хмурую позицию. Вы из Памье? Тогда я хотел бы услышать новости. Он обратился к жене, прищурившись с каким-то намеком. Душа моя, вы уже показывали гостю замок?
Нет, друг мой, мы лишь коротко побеседовали в зале! с понимающей улыбкой ответила дама.
Ну что ж, пока готовится обед, я сам покажу. Пойдемте, эн Лютгер!
По винтовой лестнице из зала они поднялись в горницу под самой крышей башни. Окна комнаты выходили на все четыре стороны; ни перегородок, ни занавесей никто не мог бы спрятаться и подслушать. Стены до половины высоты покрывала незамысловатая роспись в виде задрапированной складками ткани. Видимо, эту красоту навели недавно краски не успели потускнеть. Между окнами висели три парадных расписных щита: королевский, с лилиями, желтый с красными полосами и третий с тремя серебряными ключами на лазоревом поле.
Герб Арагона? удивился гость, указав на второй. Почему здесь?
В гербе Арагона четыре узких червленых колонки, а тут три широких. Это родовой знак графов де Фуа. Ведь эта земля, Солтский край, как его именуют, издавна принадлежала им. Здесь жили их вассалы капитан на мгновение замялся, словно сказал лишнее, но продолжил прежним ровным тоном: Только лет двадцать тому назад тогдашний граф уступил эту пограничную область государю Людовику. Замок был заброшен, его долго восстанавливали. Король французский задумал вдоль границы с соседями целый ряд сторожевых фортов возвести, вот старые замки и пригодились. А потом меня сюда назначили командовать.