Каждый щелчок, возвещающий о расстыковке узлов «Золотого Тура» с его нервной системой, заставлял его вздрагивать. Не от боли боль была неизбежна и с ней он за много лет успел свыкнуться - от того мучительного ощущения, будто он собственными пальцами рвет нервные волокна, соединяющие его мозг с телом.
«Золотой Тур» и был его истинным телом. Бронированным телом весом в тысячу ливров, с глазами, способными сосчитать количество песчинок в горсти песка и орудиями, готовыми превратить в россыпи пылающего шлака небольшую крепость. Теперь он медленно и мучительно терял его, чувствуя, как распадаются нейронные связи пытка, знакомая лишь рыцарю.
Щелчок и мир, который он видел во всем спектре инфракрасных волн, более богатый красками, чем лучшие холсты придворных живописцев Аахена, съежился до блеклой палитры, доступной несовершенному человеческому глазу. Еще один и отключен радиоэфир, этот безбрежный невидимый океан, полнящийся сотнями сигналов и фонтанирующий данными. С каждым щелчком он терял сам себя, точно приговоренный на плахе, от которого императорский палач остро отточенным топором отрубает части тела.
Отключенная от дальнобойных орудий и зорких радаров, раскаленного реактора и чутких датчиков, его нервная система, казалось, съеживается внутри своей оболочки, возвращаясь к примитивно-рудиментарной форме многоклеточного комка плоти, спрятанного под бронированным колпаком. Требовалось несколько исполненных тягучего отвращения секунд, чтобы свыкнуться с мыслью, что этот комок плоти и есть он сам.
Гримберт, маркграф Туринский.
***
Бронеколпак отъехал в сторону. Гримберт дождался, когда к кабине подведут лестницу и медленно выбрался наружу. Слуги в ливреях с золоченым быком на синем поле почтительно выстроились вокруг доспеха, ожидая, когда его ноги коснутся земли. Кто-то с похвальной почтительностью поднес ему кубок холодного вина, кто-то подставил плечо, кто-то набросил на мокрые плечи, обтянутые черным полимерным гамбезоном, белоснежное льняное покрывало. Несмотря на то, что Гримберт, оказавшись на твердой земле, почти сравнялся с ними в росте, эти люди все еще казались ему недомерками, непропорциональными и жалкими лилипутами его сознание хоть и разорвало связь с доспехом, все еще воспринимало мир с высоты в шестнадцать футов.
Гримберт, маркграф Туринский.
***
Бронеколпак отъехал в сторону. Гримберт дождался, когда к кабине подведут лестницу и медленно выбрался наружу. Слуги в ливреях с золоченым быком на синем поле почтительно выстроились вокруг доспеха, ожидая, когда его ноги коснутся земли. Кто-то с похвальной почтительностью поднес ему кубок холодного вина, кто-то подставил плечо, кто-то набросил на мокрые плечи, обтянутые черным полимерным гамбезоном, белоснежное льняное покрывало. Несмотря на то, что Гримберт, оказавшись на твердой земле, почти сравнялся с ними в росте, эти люди все еще казались ему недомерками, непропорциональными и жалкими лилипутами его сознание хоть и разорвало связь с доспехом, все еще воспринимало мир с высоты в шестнадцать футов.
- Прекрасная победа, мессир.
Гунтерих склонил голову. С почтительностью, которая приличествует старшему оруженосцу, встречающему своего сеньора из опасной кровопролитной битвы. Даже к выражению на его юном безусом лице нельзя было придраться, сейчас оно изображало ровно то, что и должно было изображать. Но выдало его не выражение лица, не поза и уж конечно не голос. Что-то другое. Возможно, блеск глаз, который Гунтерих пытался скрыть.
Это то, что дается мальчишкам тяжелее всего, подумал Гримберт, мысленно усмехнувшись. Ничего, еще несколько лет при маркграфском дворе и он научится лгать так же естественно, как и дышать. Овладеть этим искусством немного сложнее, чем управлением рыцарским доспехом, но Гунтерих всегда показывал себя способным учеником, рано или поздно он добьется и этого.
- Это не победа, - пробормотал он, борясь с легким головокружением, естественным после разрыва нейро-коммутации, - Жалкий спектакль. Но, по крайней мере, мне удалось щелкнуть его по носу.
- Без сомнения, мессир, - подтвердил кутильер, - Он шлепнулся в грязь, как мешок с картошкой. Ваш последний выстрел был просто великолепен.
Мальчишка лгал с безыскусностью скорняка, вздумавшего расшить шелковый гобелен бисером.
- Всего лишь хороший глазомер и умение выждать. Помни, у твоего доспеха могут быть самые совершенные баллистические вычислители, но они не заменят тебе рыцарского чутья. Оно вырабатывается только опытом.
- Да, мессир, - старший оруженосец посерьезнел, - Именно так, мессир.
Из него будет толк, подумал Гримберт, делая глоток прохладного вина. Он не чувствовал жажды, но нейро-коммутация порядком высушила слизистую ротовой полости. Пока еще слишком наивен и простодушен, но кто в пятнадцать не был таким? Через год или два Гунтерих сам приобретет право именоваться мессиром и войдет в знамя маркграфа Туринского уже как полноправный рыцарь, а не старший оруженосец.
Ему нужны будут такие молодые, дерзкие, бесстрашные, верящие в несокрушимую силу своего доспеха и мощь своего господина. Не старики вроде Магнебода, чья голова набита заплесневелыми представлениями о рыцарских добродетелях и безнадежно устаревшими тактическими схемами. Новое, молодое и сильное, семя. Новый штамм, из которого можно вырастить надежное подспорье. Ему оно пригодится, это подспорье. Господь свидетель, еще как пригодится