Дарр Дубраули любил усаживаться на открытые всем ветрам ветки на самой верхушке самого высокого дерева в округе, откуда он мог высмотреть угрозу за много миль, если бы та, конечно, пришла издалека, чего за его короткую жизнь еще никогда не случалось; обычные угрозы, о которых следовало кричать, всегда оказывались поблизости будь то Ласка, Лиса или Ястреб. Довольно часто он никого и не высматривал, просто смотрел; иногда он даже забывал поесть в свой черед, разглядывая далекие земли за пределами владений стаи, гадая, что он там видит, но не может понять. Как далеко способна улететь Ворона?
Он повадился пропадать сонными вечерами, когда остальные неподвижно лежали на солнце или дремали в Соснах: когда Мать его звала, Дарр оказывался уже слишком далеко, чтобы услышать. Он очень любил семью и следовал за Матерью и Отцом, как и весной, но всегда был не против оказаться в одиночестве. Когда он улетал далеко, ему нравилось думать, что сюда-то никогда не добирались другие Вороны его стаи.
На самом деле он не пропадал, конечно: невозможно заблудиться и пропасть, когда у тебя в голове за клювом, между глазами, как у всех Ворон, горит упрямая точка, которая, словно стрелка компаса, указывает на север. Точнее, «на по́клюв», как говорят Вороны, и, соответственно, на по́день, восток, и на по́мрак, запад. (У Ворон по крайней мере, сейчас, как ни странно, нет слова, которое значило бы «юг». Возможно, компас у них в головах указывает одновременно на север и на юг. Я так и не смог это выяснить.)
Ты не поверишь, сказал однажды Бродяге Дарр Дубраули, как далеко я сегодня был.
Бродяга ковырялся в грязи на берегу пруда, искал личинки, а может, лягушиную икру или еще что съедобное и ничего не сказал в ответ.
Я был там, где вовсе нет Ворон! заявил Дарр Дубраули. Никого, только я один.
Нет такого места, отрезал Бродяга.
Да ну? встрепенулся Дарр. А ты полети дальше моего!
Бродяга прекратил охоту.
Послушай, птенец, сказал он тихим, но неласковым голосом. Давным-давно я покинул места, где вырос. Меня выгнали. Не важно почему. И с тех самых пор я всегда на крыле.
Дарр Дубраули тоже перестал искать еду. Столько слов за раз Бродяга не произносил за все дни, что провел рядом с его семьей.
На крыле, повторил тот, будто с презрением. И нигде не встречал таких мест, чтобы Ворон не было вовсе.
Он клюнул в полувысохшей луже что-то похожее на трупик Лягушки.
Хорошо бы такое место нашлось. Но нет. Нигде нет. Меня Вороны гнали отсюда и до рассвета. «Вовсе нет Ворон», скажешь тоже.
Ты не поверишь, сказал однажды Бродяге Дарр Дубраули, как далеко я сегодня был.
Бродяга ковырялся в грязи на берегу пруда, искал личинки, а может, лягушиную икру или еще что съедобное и ничего не сказал в ответ.
Я был там, где вовсе нет Ворон! заявил Дарр Дубраули. Никого, только я один.
Нет такого места, отрезал Бродяга.
Да ну? встрепенулся Дарр. А ты полети дальше моего!
Бродяга прекратил охоту.
Послушай, птенец, сказал он тихим, но неласковым голосом. Давным-давно я покинул места, где вырос. Меня выгнали. Не важно почему. И с тех самых пор я всегда на крыле.
Дарр Дубраули тоже перестал искать еду. Столько слов за раз Бродяга не произносил за все дни, что провел рядом с его семьей.
На крыле, повторил тот, будто с презрением. И нигде не встречал таких мест, чтобы Ворон не было вовсе.
Он клюнул в полувысохшей луже что-то похожее на трупик Лягушки.
Хорошо бы такое место нашлось. Но нет. Нигде нет. Меня Вороны гнали отсюда и до рассвета. «Вовсе нет Ворон», скажешь тоже.
Он потряс головой, то ли в удивлении, то ли пытаясь избавиться от неприятного вкуса во рту, а потом подпрыгнул и перелетел на другое место подальше.
Да, я так сказал! раздосадованно крикнул ему вслед Дарр Дубраули.
Он полетел. На подне земля поднималась, проглядывала среди тонких мореных стволов, за болотами и голыми пустошами, где еды было не сыскать. Дарр направился к своему любимому дереву, развесистому Дубу на самой опушке леса. Если ему суждено когда-нибудь найти подругу и завести потомство, он бы хотел строить гнездо в развилке ветвей этого дерева, хоть и знал, что выбор будет не за ним, а за ней.
Если это вообще случится.
С покачивавшейся на ветру ветки острому зрению Дарра открывалась широкая панорама. В миле от себя (хотя в те времена Вороны не считали расстояние ни в милях, ни в иных мерах длины) он увидел Кроликов в клевере, а дальше тучу Грачей, что поднималась и вновь опускалась. Еще дальше, между сложенными крыльями гор, блеск озера, о котором он уже знал. И дальше всего облака.
Он хотел отправиться туда, где побывал Бродяга, если тот сказал правду. Дарр был уверен, что ему путешествие понравится больше, он не будет потом таким мрачным и молчаливым. Он завоюет доверие тамошних Ворон рассказами о местах, где он побывал, а они нет. Его не прогонят, как Бродягу, а когда он решит улететь, ему подскажут дорогу в земли, где нет Ворон, зато есть много всего другого.
В этот миг одним глазом он вдруг заметил движение у подножия своего Дуба легкое шевеление среди палой листвы и скорлупы прошлогодних желудей. Он понял, что это, точнее, заподозрил, что это может быть. Дарр спикировал так бесшумно, как только смог, и клюнул прежде, чем коснулся земли. Полевка, потревожившая листву, отчаянно метнулась в сторону, но Дарр уже накрыл ее лапой и метко ударил клювом. Затем он задумчиво распотрошил ее и съел то, что можно было съесть.