По сей день оставалось доподлинно неизвестным, кто именно срубил Отца Деревьев. Правда сводилась к тому, что некто обрушил на тело Мирового Древа силу, равной которой не знала Вселенная. Древо рухнуло, расколов при падении Радужный Мост Биврест на миллиард Осколков. Сорвавшиеся с ветвей Иггдрасиля миры помчались к Солнцу по спиральным орбитам как в стародавние времена, когда из кометного льда и солнечного жара рождалось само Мироздание.
Долгое время миры неприкаянно кружили вокруг светила. Нарастала энтропия, замедлялось вращение, перегревались одни полушария, остывали другие Населявшие их народы турсы, альвы, карлики, человеки начали угасать. Без Древа, способного вновь связать миры воедино, о восстановлении порядка нечего было и думать. И если Мидгард с течением времени обрел наконец свое Древо, то с остальными мирами все обстояло весьма и весьма плачевно.
Муспельсхейм, оставшись без защиты Кроны, в считаные годы был превращен в раскаленные угли близостью солнечной короны. Альфхейм, второй от светила мир, задыхался под толщей своей сверхплотной газовой оболочки, лишенный живительной смены дня и ночи.
Йотунхейм, все еще связанный со своими спутниками, Хугином и Мунином, чахлыми побегами Иггдрасиля, которым каким-то чудом удалось пережить Рагнарек, неотвратимо умирал. Над красными песками его равнин высились останки циклопических пней и фрагменты рухнувших с неба стволов погибшего Древа.
О судьбе миров-гигантов Асгарда, Ванахейма, Свартальхейма, Хельхейма и малыша Нифльхема, выброшенных катаклизмом на самые задворки мироздания, равно как и о судьбе населявших их существ, оставалось лишь догадываться.
Вы не находите, что это в высшей мере несправедливо?
Затемненные стекла смотрели теперь на Козинцева в упор. Статский советник и не подумал отвести взгляда.
Отнюдь. Мидгарду посчастливилось выйти из Сумерек с наименьшими потерями, и ни один из его обитателей не согласится с вами. Козинцев пожал плечами. Случайность это или воля богов вопрос философский, и ответа на него мы никогда не узнаем. Меня, как и любого насельника Круга Земного, вполне устраивает сложившийся порядок вещей. И мой долг защищать этот порядок от любых на него посягательств.
Браво. Отличная речь. Другой я от вас и не ожидал, господин статский советник.
Вот и все. Карты открыты. Враг бросил ему вызов. Гальдраставы, притихшие было в отсутствие явной агрессии со стороны собеседника Козинцева, теперь пульсировали в предельном напряжении, готовые сорваться в бешеный танец боевого пляса. Внешне Козинцев сохранял полнейшую невозмутимость.
Иных слов у меня для вас нет, только и сказал он.
Вы достойный противник. Собеседник в шутовском салюте коснулся пальцами полей щегольского цилиндра. Кто знает: не рухни Радужный Мост, не низвергни боги Мироздание в пропасть лишений и разрухи не стали бы мы с вами друзьями?
Кто знает
Козинцев, сдерживая эпинефриновую дрожь от предвкушения скорого боя, невольно перевел взгляд на Кольца, свитые из обломков расколотого Бивреста. Едва видные с поверхности при свете дня, по ночам они пересекали звездный небосклон сияющими дугами, составленными из больших и малых Осколков. Отсюда, с борта лунного экспресса, Кольца выглядели широкими полосами ослепительного блеска, затмевающего Солнце его же собственным, многократно умноженным в отражениях светом.
В этом свете что-то в лице его собеседника показалось Козинцеву неправильным. Свечение Осколков проникало сквозь кожу лица, обнажая истинную суть спрятанного под человечьей личиной существа.
Человеком это существо не было.
«Вот и славно, с невольным облегчением подумал Козинцев. Хватит уже убивать только своих».
Щеголь нечеловечески плавным жестом снял с хищно заостренного носа пенсне и взглянул на Козинцева в упор. Зрачки его были вертикальными щелями в янтарном разливе радужек. Губы, раздвинувшись в улыбке, обнажили четыре ровных ряда мелких, очень острых зубов. Эмаль на них была бледно-сиреневого цвета.
Вы приятный собеседник, господин Козинцев. Мне жаль, что придется вас убить. Ничего личного. Большая честь для меня сойтись с вами в поединке.
А уж я-то как рад, буркнул себе под нос Козинцев.
Не найдется ли закурить? бархатным голосом произнес вдруг попугай. Козинцев машинально полез в карман за пахитосами и в это же мгновение с леденящей отчетливостью понял, что пал жертвой социальных протоколов. «Отличный способ усыпить недреманную бдительность гальдраставов!» успел подумать Козинцев.
Попугай, который вовсе не был настоящим попугаем, дурным голосом заорал, захлопал крыльями и попытался вцепиться Козинцеву в лицо, в то время как его хозяин змеиным движением скользнул рукой в боковой карман своего сюртука. Козинцев отпрянул, ушел от хлесткого удара кастетом и ударил «денди» основанием ладони в кадык. Блок поставить тот не успел; его лицо мгновенно налилось синюшным багрянцем, рот распахнулся в попытке сделать вдох. Потеряв равновесие, он отшагнул назад, упершись поясницей в ограждение площадки, и вскинул руки, прикрывая лицо и корпус от новой атаки.
Козинцев замахнулся, целя противнику в висок, и, едва тот закрылся наглухо, нырнул книзу, обеими руками ухватил лаковый штиблет и резко, с хэканьем, распрямился, выкручивая «трофей» кнаружи и чувствуя, как надсадно хрустят позвонки в пояснице. Гальдраставы, пронизав мышцы могучим электрическим разрядом, удесятерили их силу. «Денди», продавив спиной силовое поле, без звука перелетел через перила и канул в бездну. Попугай заорал напоследок и нырнул следом.