Автокатастрофа не восстановила мне память, равно как и шокотерапия. Я начал, наконец, вновь обретать ее естественно, а не в результате какой‑то конкретной травмы. Должно быть, я сделал или сказал что‑то такое, указывавшее, что это происходит. Слух об этом каким‑то образом дошел до Бранда, и он решил, что это событие случилось не в самое удачное время. Поэтому он отправился в мое Отражение и сумел добиться, чтобы меня упрятали в лечебницу и подвергли терапии, которая, как он надеялся, сотрет то, что я недавно открыл снова. Это удалось лишь частично, в том смысле, что единственным продолжительным воздействием было затуманивание для меня нескольких дней, окружавших сеансы шокотерапии. Автокатастрофа тоже могла внести свой вклад. Но когда я сбежал из Портеровской лечебницы и пережил его попытку убить меня, процесс восстановления памяти продолжился после того, как я вновь пришел в сознание в Гринвуде и убрался оттуда. Я вспоминал все больше и больше, пока оставался у Флоры. Рэндом ускорил восстановление памяти, отведя меня в Рембу, где я прошел Лабиринт. Однако, теперь я убежден, если бы этого и не произошло, память ко мне все равно бы вернулась. Это могло занять несколько более долгий срок, но я прорвался бы, и воспоминание было бы процессом, набравшим инерцию, шедшим ближе к концу все быстрей и быстрей. Поэтому я сделал вывод, что Бранд пытался помешать мне, и вот это‑то и сходится с тем, что ты мне только что рассказала.
Полоска звезд над нами сузилась и, наконец, исчезла. Теперь мы пробирались через то, что казалось совершенно черным туннелем с небольшими мерцаниями света перед нами.
– Да, – подтвердила Фиона в темноте передо мной.
– Ты угадал правильно, Бранд боялся тебя. Он утверждал, что видел однажды ночью в Тир‑на Ног‑те, что ты вернулся и расстроил все наши планы. В то время я не обратила на него внимания, потому что даже не знала, жив ли ты еще. Вот тогда‑то он, должно быть, и затеял найти тебя. Выведал ли он твое местонахождение какими‑то тайными средствами или просто увидел его в мозгу Эрика, я не знаю. При случае он способен на такой подвиг. Как бы то ни было, он тебя обнаружил, а остальное ты знаешь.
– Его вначале навели на подозрения присутствие в тех местах Флоры и ее странная связь с Эриком. Так, по крайней мере, он утверждает. Но теперь это не имеет значения. Что ты намерена с ним сделать, если мы заполучим его в свои руки?
Фиона тихо засмеялась:
– У тебя на боку меч, – заметила она.
– Не так давно Бранд говорил мне, что Блейз все еще жив. Это правда?
– Да.
– Тогда почему же здесь я, а не Блейз?
– Блейз не настроен на Камень, а ты настроен. Ты взаимодействуешь с ним на близком расстоянии, и он попытается сохранить тебе жизнь, если тебе будет грозить неминуемая опасность потерять ее. Риск, следовательно, не такой большой, – объяснила Фиона.
Затем, несколько минут спустя, она предупредила:
– Однако, не считай это гарантией. Быстрый удар все же может опередить его реакцию. Ты можешь умереть в его присутствии.
Свет перед нами стал ярче, но с этого направления не было ни малейшего ветерка, звуков или запахов. Продвигаясь вперед, я размышлял над новыми сведениями, полученными мной. Со времени моего возвращения было множество объяснений, каждое со своими сложными собственными мотивами, оправданиями того, что произошло в мое отсутствие, того, что произошло с тех пор, того, что происходило сейчас. Виденные мною эмоции, планы, чувства, цели – кружились, словно полая вода по городу и факты, которые я мысленно воздвигал на могиле своего другого «я». И хотя действие есть действие, в лучшей эйнштейновской традиции, каждая обрушившаяся на меня волна истолкования мешала положение предметов, считавшихся мной надежно поставленных на якорь, и этим приводили к изменению целого до такой степени, что вся жизнь казалась почти перемещающейся игрой теней вокруг Эмбера, какой‑то недостижимой истины.