Им требуется урок, Корвин. Я хочу их научить подобающему уважению к Эмберу, такому уважению, что даже если путь снова откроют, они побоятся им воспользоваться. Вот что я имел в виду. Это необходимо.
– Ты не знаешь, что это такое – вести бой в том месте, Бенедикт. Оно, буквально, неописуемо.
Он улыбнулся и встал:
– Тогда я полагаю, мне лучше отправиться посмотреть самому. Я на время оставлю эту Карту, если ты не возражаешь.
– Изволь.
– Хорошо. Тогда ты займись своим делом относительно Лабиринта, Корвин, а я займусь своим. Оно тоже займет у меня некоторое время. Теперь я должен пойти отдать приказы командирам на время моего отсутствия. Давай согласимся, что никто из нас не начнет ничего решающего, не связавшись с другим.
– Согласен.
Мы прикончили вино и я сказал:
– Я сам очень скоро тронусь в путь, поэтому – удачи тебе!
– И тебе тоже, – он снова улыбнулся и заметил: – Обстановка становится лучше.
Он сжал мне плечо, когда проходил к выходу.
Мы последовали за ним.
– Приведи коня Бенедикта, – приказал Ганелон стоявшему под ближайшим деревом ординарцу, как только вышел из шатра.
Повернувшись, он подал руку Бенедикту, сказав:
– Я тоже хочу пожелать вам удачи.
Бенедикт кивнул и пожал ему руку.
– Спасибо тебе, Ганелон, за многое, – Бенедикт вынул свои Карты. – Я могу ввести Жерара в курс дела, прежде чем прибудет мой конь.
Он стасовал Карты, вытащил одну из них и изучил ее.
– Как ты приступишь к ремонту Лабиринта? – поинтересовался Ганелон.
– Я должен снова заполучить Камень Правосудия. С ним я смогу вновь начертить поврежденный участок.
– Это опасно?
– Да.
– А где Камень?
– Там, на Отражении Земля, где я его оставил.
– Зачем же ты его бросил?
– Я опасался, что он убьет меня.
Черты его лица исказились в почти невозможной гримасе:
– Не нравится мне, как это звучит, Корвин. Должен быть другой способ.
– Если бы я знал лучший способ, я бы им воспользовался.
– А что, если ты просто последуешь плану Бенедикта и возьмешь с собой всех? Ты сам сказал, что он может поднять в Отражениях бесчисленные легионы. Ты также утверждал, что он самый лучший воин из всех вас.
– И все же повреждение Лабиринта останется, и заполнить его явится что‑нибудь другое. Всегда. Видимый враг не так страшен, как наша собственная внутренняя слабость. Если это не исправить, мы потерпим поражение, хотя никакой иноземный завоеватель и не расположится в наших стенах.
Ганелон отвернулся:
– Я не могу с тобой спорить. Ты знаешь свое королевство. Он сдался: – Но я все же чувствую, что ты, может быть, совершаешь тяжкую ошибку, рискуя собой там, где может нет необходимости, когда ты очень сильно нужен.
Я рассмеялся, потому что это были слова Виалы, и я не захотел признать их верными, когда она их произнесла.
– Это мой долг, – твердо произнес я.
Ганелон не ответил.
Бенедикт в дюжине шагов от меня связался с Жераром, потому что он сказал что‑то, затем замолк и слушал. Мы стояли, ожидая, когда он закончит свой разговор, для того, чтобы мы могли проводить его.
– Да, он сейчас здесь, – услышал я. – Нет, я в этом сильно сомневаюсь, но…
Бенедикт несколько раз взглянул на меня и покачал головой:
– Нет, я этого не думаю, – затем он добавил: – Ладно, проходи.
Он протянул свою новую руку, и появился схватившийся за нее Жерар. Он повернул голову, увидел меня и немедленно двинулся в моем направлении.