– Немедленно отсос! – закричал капитан, в глубине души гордясь быстрым исполнением своего приказа.
Вертолёт сидел неглубоко, и как только была очищена достаточно большая поверхность, его прицепили к трактору, в то время как большинство спасателей с предельной скоростью отбрасывали грязь, почем зря ругая кинетиков, которые никогда не оказываются там, где в них особенно нуждаются. Вдруг под вертолёт просочилось достаточное количество воздуха, чтобы освободить его, и только быстрая реакция людей на скалах помогла уберечь его от столкновения с трактором. Вертолёт качнулся, дернулся и наконец оказался на твердой земле.
С его корпуса и трещин потоками стекала грязь. Команда озабоченно переглядывалась. Сколько этой жижи просочилось внутрь? Все перевели дух, лишь услышав тоненький, прерывающийся крик, телепатический и физический. И все, как один, атаковали заклинившую дверь, пытаясь её открыть.
– Мама? – Поцарапанный, в лохмотьях, грязный ребёнок подполз к люку, облегченно всхлипывая, щурясь от внезапно показавшегося дневного света. – Мама?
Врач спасателей выступила вперед, излучая покой и любовь.
– Все кончилось, дорогая. Мы спасли тебя. – И она прижала к испачканной руке девочки гипноспрей, пока ребёнок не успел осознать, что родителей среди обступивших вертолёт людей нет. Но лекарство подействовало недостаточно быстро. Боль осиротевшего Рябинового дитя услышал весь Альтаир.
***
– Мы сделали все, что могли, – заявил главный медик, как бы оправдываясь.
– Мы знаем. – Координатор вложила в эти слова столько одобрения, сколько было возможно.
– Но Рябиновое дитя ни с кем не разговаривает, – отметил губернатор расстроенно.
– Со дня трагедии прошло только десять дней, – успокоила его Камилла.
– И что, действительно не осталось никого из родных, кто мог бы утешить её? – спросил губернатор.
Координатор сверилась с докладами.
– У нас есть выбор – одиннадцать пар родителей со сходным генотипом, так как многие шахтеры происходили из одной этнической группы.
Штаб-квартира компании не хранит резервные файлы с информацией из их лазарета, поэтому мы даже не знаем, сколько детей родилось там за десять лет со времени основания лагеря. Так что ближайших родственников у неё нет. Сомнительно, что кто-то есть у неё и на Земле.
Губернатор прокашлялся.
– На Земле больше Талантов высших рангов, чем на любой другой планете.
– Давайте особо отметим в отчетах о сегодняшнем собрании, что…
Рябиновое дитя… – губернатор остановился, придумывая ей имя, – с этого времени является подопечной планеты Альтаир. Что ещё? – Он повернулся к Камилле.
– Она не может постоянно находиться в руках педиатров. – Камилла обратилась к главному медику.
– Мой старший терапевт сообщил, что девочка в основном оправилась от шока, – поспешил доложить медик. – Царапины и гематома, полученные в вертолёте, залечены. Удалось блокировать воспоминания о катастрофе, но до конца стереть информацию о том, что у неё были родители, а возможно, братья и сестры, мы не смогли. – Он развел руками.
Кто-то предложил применить более действенные меры.
– Нет… – не согласился главный медик. – Она же сирота, и хотя младший терапевт степени Т-8 справился с… общим телепатическим «шумом», контроль за ребёнком ограничен, а интервалы её сосредоточенности удручающе малы.
Все поморщились – планета до сих пор продолжала вздрагивать от вспышек плохого настроения Рябинового дитя.
Наконец губернатор поинтересовался:
– Она так же хорошо принимает информацию, как и передает?
Медик пожал плечами.
– Должна, иначе она не услышала бы Сиглен.
– А теперь о том, что действительно пора прекратить… – Губы Камиллы сжались в тонкую линию.