Я баюкала Уэсли в своих руках, как делала это последние девятнадцать лет. Доктор Кауард как раз принес какое-то еще лекарство, я стала класть Уэсли на стол, и тут его голова упала на грудь. Я приподняла ее рукой, но она упала снова. Я заглянула в его глаза. Умер?.. Доктор Кауард сорвал с груди стетоскоп и стал шарить колоколом по его груди Да. Уэсли не стало. Плакали все вокруг. Одна из ассистенток обняла меня и поцеловала в мокрую от слез щеку. Я рыдала.
Доктор Кауард выскользнул из кабинета с телом Уэсли, чтобы провести небольшой короткий анализ, который, возможно, показал бы причину смерти. Это был крайне запущенный рак печени.
Понятия не имею, как он вообще умудрился так долго протянуть, сказал он мне. Там здоровой ткани просто не осталось одна сплошная опухоль. До последнего миллиметра. Вы сделали абсолютно все, что было в ваших силах, но тут никто уже не смог бы помочь.
Я и впрямь делала все, что было в моих силах. Я защищала его, согревала, кормила, дарила ему ощущение комфорта и безопасности, и за всю его долгую жизнь ему так никто и не навредил. Мы справились. Мои молитвы за него были услышаны.
Уэсли изменил всю мою жизнь. Он был моим учителем, моим спутником, моим ребенком, моим товарищем по играм, моим свидетельством существования Бога. Иногда я думала, что, возможно, он действительно был ангелом, посланным жить со мной и помогать мне в горе. Он помогал: многажды я плакалась в его перья и рассказывала о своих бедах, а он искренне пытался меня понять. Он выслушивал и обнимал меня.
Он сидел на моей подушке рядом со мной, пока я спала, умывался, когда умывалась я. Он пытался кормить меня своими мышами и выбрал меня своим единственным партнером. Он делал для меня сотни гнездышек. Он изъявлял свою любовь громкими восклицаниями и имел свое независимое мнение обо всем на свете. Он комментировал все, что происходило в нашей совместной жизни, на своем совином языке. Он привлекал диких сов к окну нашей спальни своими радостными, ликующими криками Мы были с ним счастливы. Как жаль, что я не смогла сделать для него больше тогда, у самого края. Но я по-настоящему заботилась о нем и любила его без оглядки. Он был потрясающим: любопытным, веселым, волевым, полным жизни, с огромной душой. Нет таких слов ни в одном языке, которыми можно было бы описать его глаза. Я видела в них вечность а теперь он летел на свободе. В своей последней молитве я просила лишь о воссоединении с ним в посмертии, и еще о том, чтобы Господь принял его и позаботился о нем.
Уэсли умер, лежа у меня на левой руке, как и всегда, свесив лапы и положив голову мне в ладонь. И, как и всегда, я гладила его правой рукой. Вот как его дух покинул бренное тело. Я счастлива, что мы обнялись в последний миг.
Эпилог
КОГДА УЭСЛИ не стало, я впала в ступор. Я почти не спала и вместо этого изливала свое горе и свою тоску на бумагу днем и ночью, описывая нашу совместную жизнь, чтобы помнить. Мама с пониманием отнеслась к моему состоянию и позволила практически завладеть ее компьютером, несмотря на то, что это мешало ее делам она работала в области недвижимости. Всего за три недели я написала черновик этой книги, а после этого спала месяцами, то выныривая из какого-то вязкого тумана, то проваливаясь в него обратно.
До болезни я брала уроки игры на ирландской скрипке у Кэйт Рид лучшей в этом деле в США. Она играет как раз в любимом мной стиле Ист-Клэр[5]. Мой недуг лишил меня возможности продолжать у нее учиться, но к тому времени Кэйт уже стала одной из моих самых близких подруг. Она была первой, кто понял, что я серьезно больна и что мне нужна медицинская помощь, хоть я и скрывала тяжесть своего состояния от друзей и семьи. Она стала заботиться обо мне.
Спустя несколько месяцев после смерти Уэсли Кэйт пригласила меня в клуб писателей в Палос-Вердес. Она часто сначала привозила меня к себе, чтобы я могла подольше поспать, а потом отвозила меня на собрание, где я зачитывала остальным свою историю об Уэсли. Направляясь на первое собрание, я наткнулась по дороге на магазин, с витрины которого на меня смотрела плюшевая сипуха. Я посчитала это добрым знаком и купила ее. Несколько месяцев спустя, когда я сидела в конференц-зале библиотеки и работала над книгой, прямо за окном на ветку дерева опустился филин и просидел там весь остаток дня. Пару раз я даже выходила наружу проверить, действительно ли он там сидит, или это игры моего воображения.
Сменялись месяцы, и вместе с ними менялась я: кажется, болезнь отступала. Поскольку диагноз мой был безнадежным, я поначалу даже не заметила перемен. Однако, сравнив свое текущее состояние с тем, что было полгода назад, я осознала, что положительная динамика налицо. Я сменила медицинскую организацию, и мои новые врачи в «Kaiser Permanente» нашли способ сдерживать симптомы болезни, значительно увеличив время моей работоспособности. Вместо того, чтобы просто забрасывать меня лекарствами, они скрупулезно исследовали проблему и постоянно что-то меняли в моем плане лечения. Мой основной терапевт, доктор Фелдер, был любопытен как настоящий ученый, никогда не страшился трудностей и всегда прикладывал все усилия для решения проблемы. Это научило меня никогда не терять надежды и не считать малые шансы приговором.