Хорвек?.. я вопросительно смотрела на демона.
Я отозвал свои чары, сказал он, рассматривая кровь на своих руках. Прежнее проклятие все еще в силе, снять его может только тот, кто сотворил это колдовство.
Рыжая ведьма! я бросилась на колени рядом с проклятым, как это делал только что Хорвек, и попыталась взять его за руки, но он, обезумев от страха, скулил и прятал лицо в ладонях. Не бойтесь нас. Рыжая ведьма наш враг, и в Астолано мы пришли, чтобы найти вас. Это ведь вы нарисовали?.. Вы?.. Как вас зовут, почтенный?
Я, продолжая лепетать что-то успокаивающее, подсовывала к нему лоскут холста, но прошло немало времени, прежде чем художник решился взглянуть на него.
Я Антормо, Антормо из Дельи, неуверенно пробормотал он, словно припоминая жизнь, принадлежавшую кому-то другому. Да, меня так звали все тогда. Я помню Это портрет портрет красивой дамы, который я нарисовал много лет назад. Десять да, десять лет уж прошло с той поры. Но почему вы показываете мне его? Откуда он у вас? Моя картина погибла?..
Десять лет? я растерялась. Но госпожа Вейдена такая юнаяКак же вы смогли нарисовать ее много лет назад? Тогда она была совсем ребенком!
Вейдена? теперь пришла очередь художника недоумевать. Я не знаю такого имени И работу над портретом я завершил, когда бедняжка уже была мертва, мир ее праху.
И чем же славилась покойная дама в Астолано? тихо промолвил Хорвек, склонившись к проклятому. Что в ней было такого особенного?
Особенного? беспомощно переспросил господин Антормо, наконец-то осмелившийся принять сидячее положение.
Разумеется, в ней было что-то особенное, и я говорю не о красоте, демон начал выказывать признаки нетерпения, и окровавленное лицо его с горящими глазами выглядело весьма устрашающе. Это из-за нее тебя прокляли. Сам посуди, часто ли за спиной обычного человека стоит колдун, способный наслать смертельные чары?
Я вздрогнула: последние слова, казалось, более подходили ко мне самой, нежели к неизвестной даме она хотя бы была красива! Наверняка нашлись бы те, кто заплатил бы золотом за один ее благосклонный взгляд, а колдовство что ж, оно тоже порой продавалось за деньги. И только подумав об этом, я поняла, что не верю, будто колдуны способны любить и призывать магию ради любви только из-за жадности, ненависти, чтобы отомстить и наказать!..
Как ни странно, вопрос Хорвека оказался не столь уж простым: художник, который, казалось бы, еще недавно думал только о спасении собственной жизни, смутился и принялся лепетать какую-то невнятицу. Дама эта, по его словам, жила одиноко, но богато, а заказчика портрета он и вовсе не знал, а что знал успел позабыть.
Ох, да на кой черт врать, если не имеешь к этому никакой способности? вскричала я, быстро потеряв терпение. Неужто в твоей голове за десять лет не вызрела мысль, что колдунов лучше не злить? А он, тут я указала на Хорвека, он колдун, и еще какой! Говори, что не так было с той женщиной! Она знала магию? Якшалась с чародеями?
Нет-нет, художник возмущенно всплеснул руками. Как можно! Ведь она была тут он снова смолк, да так резко, что раскашлялся.
И кем же она была? вкрадчиво прошептал Хорвек, одним ловким движением сжав горло господина Антормо из Дельи. Ну же, у нас мало времени, а у тебя его еще меньше, друг мой.
Отпустите, прохрипел тот, задергав ногами. Отпустите, я скажу!.. Но это всего лишь старая сплетня. Не знаю, зачем она вам нужна, ведь в ней, возможно нет ни капли правды!..
То, в чем нет ни капли правды, не вызывает страх спустя десять лет, ответил Хорвек рассудительно и ослабил хватку. А ты боишься повторить вслух эту сплетню. Хотя не можешь не понимать, что ничего страшнее меня, тут он белозубо улыбнулся, и очаровательная эта улыбка была едва ли не страшнее, чем лютый оскал, в твоей жизни произойти уже не сможет.
То, в чем нет ни капли правды, не вызывает страх спустя десять лет, ответил Хорвек рассудительно и ослабил хватку. А ты боишься повторить вслух эту сплетню. Хотя не можешь не понимать, что ничего страшнее меня, тут он белозубо улыбнулся, и очаровательная эта улыбка была едва ли не страшнее, чем лютый оскал, в твоей жизни произойти уже не сможет.
Ладно. И вправду, столько лет прошло, чего мне бояться, забормотал художник, отдышавшись, но видно было, что сам себе он не слишком-то верит. Все в столице знали, что дама эта любовница молодого наследника. Он даже собирался жениться на ней, хоть это лишало его права на трон!..
Наследник? я вытаращилась, не в силах уразуметь, что за сторона истории приоткрылась перед нашими глазами на этот раз. Ты говоришь об Эдарро, королевском племяннике?
Да нет же, художник, осмелев, теперь смотрел на меня недовольно, точно человек, путающийся в астоланских наследниках, не заслуживал и тени уважения. Я говорю о покойном принце Лодо! Ему в ту пору едва сравнялось восемнадцать лет, а до двадцати несчастный не дожил.
В первый раз я услышала тогда о принце Лодо. Удивительным образом до сих пор о нем не обмолвился ни словом никто из гостей нашего дома, хоть большая часть из них являлась отъявленными сплетниками и болтунами. Отчего же они смолчали? Отчего смерть юного принца никогда не обсуждалась в Астолано, словно никогда не жил такой человек на свете? Я смотрела на Хорвека, взгляд которого стал мрачен и тяжел и уже угадывала ответ: за этой историей стояло что-то страшное и темное, заставляющее людей забывать и хранить молчание, чтобы слово, невзначай произнесенное вслух, не оживило призраки прошлого. Наверняка это было сродни той самой магии проклятия, которая превращала человека в невидимку.