Ты бы хотела сделать меня чуть счастливее, Йель? спросил он.
Я смутилась, но не стала отступать от своих же слов, тем более, что в тот момент они казались мне простым и честным пожеланием, неспособным обернуться скверной и злом.
Да, твердо ответила я, а затем спохватилась. Вот только помалкивать меня не проси, у меня никак не получится. Я уж столько раз пробовала
Но если ты после этого возненавидишь меня?
Сколько раз говорить? Я не возненавижу тебя! в его словах я услышала повторение все тех же грустных, мрачных недомолвок, к которым сводились все мои попытки расспросить Хорвека о том, что за предопределенность ему видится повсюду. И я обещаю сделать то, что принесет тебе хоть немного радости если ты объяснишь, что для этого нужно, ведь я, признаться, ничего не понимаю в счастье для таких важных господ иного мира
Но если ты после этого возненавидишь меня?
Сколько раз говорить? Я не возненавижу тебя! в его словах я услышала повторение все тех же грустных, мрачных недомолвок, к которым сводились все мои попытки расспросить Хорвека о том, что за предопределенность ему видится повсюду. И я обещаю сделать то, что принесет тебе хоть немного радости если ты объяснишь, что для этого нужно, ведь я, признаться, ничего не понимаю в счастье для таких важных господ иного мира
Опрометчивое обещание, промолвил он, отведя взгляд, словно сказанное мной его не столько обрадовало, сколько огорчило. Но я принимаю его.
Запоздалое сожаление заставило что-то глубоко во мне тоскливо сжаться, но я сказала себе, что Хорвек ни за что не поступит со мной жестоко и несправедливо, и постаралась забыть об этом коротком разговоре, оставившем по себе дурной осадок.
После нескольких незначительных происшествий мы очутились у околиц Ликандрика большого портового города, широко раскинувшегося вдоль залива, формой напоминавшего изогнутый коровий рог. Как ни вытягивала я шею, как ни поднималась на стременах моря, о котором я столько слышала, разглядеть мне вначале не удалось: слишком привольно расползлись во все стороны трущобы, с которых началось мое знакомство с южным побережьем. Да и то сказать разве назвали бы эти каменные беленые домики трущобами в моих родных краях или даже в Таммельне? Здесь не было привычных мне гор сора, а самые крошечные переулки оказались вымощены булыжником.
Где же море? непрерывно спрашивала я у Хорвека, теребя его совершенно по-детски.
Скоро увидишь, отвечал он, невольно усмехаясь.
И действительно чем ниже мы спускались, проезжая мимо долгих каменных стен, за которыми шумели листья огромных плодовых деревьев, тем свежее становился ветер. Между крышами, крытыми красной черепицей, мелькала нежно-голубая полоса, а огромные белые облака здесь отчего-то казались такими низкими, что мне думалось, будто вскоре я смогу потрогать одно из них рукой.
Я думал, что ты сразу же направишься на рынок, чтобы расспросить о своем юном приятеле, посмеивался надо мной Хорвек. Бедняге остается уповать на добрую волю старого разбойника, раз уж ты о нем позабыла.
О, пожалуйста я умоляюще смотрела на него, словно бывший демон мог дать некое полномочное разрешение, освобождающее меня ото всякой ответственности за судьбу Харля на час-другой. Хорвек, без труда разгадав подоплеку моих терзаний, со вздохом согласился с тем, что люди мастера Глааса, скорее всего, нас порядочно обогнали и давным-давно распродали свой товар, посему торопиться некуда.
Вот потому и вышло так, что я стояла, оцепенев, на берегу, вдыхая странный воздух и потрясенно таращась на набегающие волны, а демон терпеливо ждал, пока я приду в себя.
Ты ведь видел это все раньше? я обвела рукой бескрайний сине-белый простор, от которого у меня перехватило дух. Ты помнишь, и оттого так безразличен?
Я появился на свет в городе, похожем на этот, Хорвек кивнул головой в сторону Ликандрика, оставленного нами чуть в стороне. И море было частью моей жизни. Пожалуй, я любил его. Но безразличен ко всему безразличен я не оттого, что помню прошлое, а потому, что знаю будущее.
Ничего ты не знаешь, фыркнула я, не желая вновь выслушивать мрачные неясные пророчества о том, что мы когда-то возненавидим друг друга.
Сбросив сапоги, я, словно несмышленый щенок, без устали бежала вдоль пенной кромки, поднимая тучи брызг: может, южанам осенняя морская вода казалась прохладной, но в тех краях, где мне выпало бродяжничать, реки и озера бывали куда холоднее. Все горести и несчастья, свалившиеся на мою голову, забылись, и на некоторое время я словно вернулась в детство: оно ведь выдалось у меня таким коротким, таким блеклым, и не посеяло в моей душе ничего доброго откуда же было взяться в ней честности и благородству?.. Странствия изменили меня, и я ясно видела сейчас, какой рыжая Фейн прибыла в Таммельн: жадной, пустой и глупой от бедности, наивной, несмотря на все свои бродяжьи ухватки, и, вдобавок ко всему, бесчестной ведь только человек безо всякой чести решился бы помыслить о том, чтобы посягнуть на брак господина Огасто и госпожи Вейдены.
Никогда раньше я не думала об этом, но теперь понимала, что была лишена столь многого безыскусной любви родителей, поддержки друзей, беззаботных дней, наполненных уверенностью в том, что и завтра, и послезавтра мир останется прежним. Быть может, все это, узнанное с колыбели, позволяло другим людям не терять веру в добро и справедливость, несмотря ни на что?..