Зарибаба потянулся за минералкой. Зайцева закатила глаза. Судья нашёл зелёный эмэмдэмс и спрятал в потайной карман мантии.
Вот! Вы видите, какие у них сравнения! обвиняюще взвизгнула критик.
Они плюются с такой скоростью и силой, что никаких платков не хватит! поддержал Зарибаба.
В этот краткий момент две негодующие души соприкоснулись. Зарибаба даже приобнял Зайцеву и понял, что напишет третий роман. О любви.
А графомания в блогах, сказал Насвойвкус. Вы задумывались над этим?
Я не пользуюсь интернетом, сказала Зайцева.
Да, Таня не пользуется, поддержал окрылённый любовью Зарибаба. Роман о любви да, определённо! Возможно, даже серия романов. Да, серия! Он уже почти нащупал название: «Слёзы, поцелуи и love наотмашь».
В смысле, не пишу в блогах, уточнила критик. Кто сейчас не пользуется интернетом?
Да, кто? поддакнул писатель.
Я веду колонки в своём сетевом журнале.
Великий Графоман взял карандаш и подтянул к себе блокнот.
Как называется ваш журнал? спросил судья и подмигнул машинистке.
«Вымя фантазий».
Ага что ж и как обстоят дела?
Хорошо. Около сотни тысяч посещений в месяц.
И в вашем журнале не бывает графоманских текстов?
Если и есть, то они задуманы под «Г». Понимаете?
Не очень, признался судья.
Стилизованы под «Г». Чтобы обратить внимание общественности на эту проблему.
Это как нацарапать в кабине лифта: «НЕ ПИШИТЕ В ЛИФТАХ»?
Великий Графоман оценил масштаб сравнения и застрочил в блокнотике.
Я думаю, Таня имела ввиду немного другое начал Зарибаба.
Не называйте меня Таней!
Страсть, эмоции, надрыв, подумал писатель. Как это будоражит!
Так, давайте подытоживать, судья скинул левый сланец и почесал зудящую пятку. По каким критериям вы предлагаете распознавать графоманов?
Критерии просты, сказала Зайцева. Это сумма ощущений от текста. «Г» это человек, который пишет неинтересно, вторично.
Кто этим будет заниматься?
Литинспекторы. Российский Дом Литературы и Критики уже провёл кастинг.
Да-да, пробормотал судья. Я видел списки Донцова, Маринина, Первушин Хм И каких мер вы просите?
Мы просим для «Г» ограничения на пользование электронной и бумажной почтой. Чтобы суд запретил всем «Г» и конкретно обвиняемому приближаться к дверям редакций ближе, чем на триста метров.
Мы просим для «Г» ограничения на пользование электронной и бумажной почтой. Чтобы суд запретил всем «Г» и конкретно обвиняемому приближаться к дверям редакций ближе, чем на триста метров.
А как же литературные группы? Различность вкусов? И у графоманов есть свой читатель.
Миф, Ваша честь! фыркнул Насвойвкус. Как можно прислушиваться к читателю? Кто из нас издатель, они или я?
Да! Хватит нас мучать, вступила Зайцева. Я не как критик, а тоже как издатель говорю. Пишите в стол, в полку, в буфет. Для себя. Но не пытайтесь это опубликовать! У художников как?.. Тоже ведь артоманы имеются, но они не пытаются выставиться в «Манеже»!
В «Манеже» приняли мою рукопись, сказал Великий Графоман. Сборник повестей «Ведь кто-нибудь должен найти это солнце в подштанниках лета». Обещали почитать!
Зайцева прижалась к Зарибабе. Писателя пробил озноб. Насвойвкус уверовал в четвёртое переиздание «Полночь начинается в двенадцать».
Авторитетов, как Танечка, сказал Зарибаба, нисколько не смутившись, что Зайцева высвободилась из его полуобъятий, всё меньше и меньше. А что молодые? У них собственные критерии. Так в узких кругах «Г» рождаются гениальные прозаики и поэты. Сами накропали сами оценили. Почему их так много? Да просто! Для того, чтобы писать, нужен компьютер или карандаш и бумага всё! «Г» -писатель готов!
Они наивные! вскричала Зайцева. Вот главный критерий! Они все наивные! Их тексты. Я не встречала ни одного умного текста, написанного «Г»!
А как они пафосны! взвыл Зарибаба.
Судья поднял молоточек, чтобы прекратить этот шум, но неожиданно понял, что его тянут за рукав. Великий Графоман смущённо улыбнулся и, кивая на издателя, протянул стопочку исписанных листов.
Я тут, пока вы говорили и прочее этого, новый рассказ написал можно, пользуясь случаем, передать?
Герои
Танк скачками передвигался по бугристой местности, сводя к минимуму пробуждение вражеских мин.
Ещё два часика и всё! крикнул Зан. Вернёмся героями! Ты сделал правильный выбор, записавшись в добровольцы!
Странная война, только и сказал Битар, сжимая джойстики.
Гидравлические лапы машины кололи щебень, при каждом новом прыжке поднимая гейзеры пыли.
Ещё бы пленного взять!
Как хоть они выглядят? Битар направил танк к возникшей на горизонте возвышенности.
Буулы? Да кто знает! энтузиазм Зана, подкреплённый скорым «проколом» на Землю, не желал распыляться на подобные вопросы. Пусть командование разбирается!
А ты никогда не спрашивал себя зачем?
Что «зачем»?
Зачем нам эта планета, эти буулы? Зачем мы, однодневные солдаты?
Забудь! Зан снова глянул на таймер. Через час сорок семь «прокол». Будем сидеть в баре, цеплять девочек Знаешь, как они клюют на форму! Да и часик с одной из Дзэ сможем себе позволить.
Скоро «прокол», повторил про себя Битар. Прокол пространства-времени, который телепортирует их боевую единицу танк-кузнечик домой. К славе, деньгам И никого не волнует, что их единственный день на войне прошёл в тряске и пустой болтовне. Мёртвая пустыня чужой планеты. Кому-то везёт, и они возвращаются с пленными буулами алмазный орден и пожизненная пенсия. Кому-то нет их тела кидают в кремационную камеру. Бои с противником очень редки, но они есть. Уж лучше стерильный день, один день патруля, решил для себя Битар.